Штык ярости. Индийский поход. Том 2 - стр. 30

– Подвинься, – хрипло сказал кто-то рядом.

Я обернулся и увидел раненого казака с забинтованной головой, которому я недавно делал перевязку. Рядом с ним находился Аким Чернов. Обе держали в руках ружья.

– Ты чего здесь потерял? – спросил я у раненого. – Иди, отдыхай.

Перебинтованный казак покачал головой и хмуро ответил:

– Как я могу лежать? Слышал, басурмане нас истинной веры лишить хотят, так вот шиш им.

Что же весьма похвальная самоотверженность. Вот только, насколько я помнил, он был контужен осколком снаряда в голову. Сможет ли он пригодиться в бою, кто его знает? Впрочем, это его дело, мне оставалось только поднять шляпу перед его героизмом.

Поэтому я подвинулся, а мои новые соседи залегли в траншее рядом со мной. Я оглянулся и увидел, что почти все раненые, кроме лежавших без сознания, тоже встали в строй. Вернее, залегли в окопы, сжимая ружья.

Впереди, со стороны, откуда надвигался враг, раздался зловещий свист и крики ярости. Я посмотрел вперед и увидел, что противник уже находится в зоне обстрела. Я быстро прицелился, выбрал себе целью одного из наиболее наряженных всадников, в белом бурнусе и с золочеными одеждами, и дернул за спусковой крючок. Ничего не произошло и я дернул снова. Опять ноль эффекта.

Я поднял ружье и оглядел. Кажется, полка забилась порохом. Я хотел быстро почистить ружье, но сзади раздался взрыв. Меня швырнуло вперед, я ударился о повозку и едва не ослеп от боли.

В голове гудел неумолчный пронзительный колокол. Я кое-как встал и обнаружил, что до сих пор сжимаю штуцер в руке мертвой хваткой.

Сначала я думал, что случайное ядро попало в ящик с боеприпасами и они взорвались. Оглядевшись, я увидел, что вокруг не царят разгром и уныние, а идет вполне себе ожесточенное сражение, совсем как недавно. Казаки палили по прискакавшим всадникам, а те пытались растащить наши укрытия.

Тряхнув головой и ощущая, что звон в ушах постепенно проходит, я заметил, что наш героический «единорог» лежит на земле в туче пыли и наполовину засыпанный комьями глины. Колеса орудия разлетелись в щепы. Рядом валялись канониры, один мертвый, а двое оглушенные, они стояли на четвереньках и тоже пытались прийти в себя.

Видимо, враги попали-таки в нашу единственную артиллерийскую установку и умудрились вывести ее из строя. Да, похоже, что я зря боролся с голодной смертью в пустыне. Стоило ли так отчаянно сражаться за жизнь, если я все равно найду погибель в дикой степи, под палящим солнцем, возле грязной лужи?

Однако же, поглядев, как отважно сражаются казаки, а среди них и раненые, я снова тряхнул головой, окончательно изгоняя звон и малодушие из головы. На моих глазах тот самый раненый вояка, которому я делал перевязку, проткнул пикой вражеского всадника через покосившуюся повозку.