Шпионка. Почему я отказалась убить Фиделя Кастро, связалась с мафией и скрывалась от ЦРУ - стр. 14
После освобождения меня отвезли в бывший лагерный госпиталь СС, где так же, как и в бассейне Дрангштедта, и сегодня красуется свастика, выложенная из облицовочной плитки на полу. Я была так истощена, что не могла больше даже плакать. Мне оказали медицинскую помощь и одели в платье моей умершей соседки, чтобы придать хоть сколько-нибудь приличный вид для встречи с матерью.
И наша встреча не заставила себя долго ждать. Мама приехала вместе с майором Дэвисом. На заднем сиденье его джипа меня привезли домой, и, наконец, мы снова были все вместе: мама, Джо, Кики, Валерия и я. Вскоре мы переехали в Бремерхафен.
Не хватало только papa. Во время войны он был взят в плен британцами, уже освобожден и вернулся в Германию, но американцы не разрешали ему жить с нами в доме, который они предоставили маме. Думаю, они не могли считать благонадежным бывшего офицера немецкого морского флота, несмотря на то, что, возможно, он помогал беженцам. По крайней мере, вероятность такая была: после того как в 1943 году его корабль торпедировали британские моряки, состоялся суд над выжившими, и выяснилось, что на судне находились люди без документов, в том числе семья с детьми. Это означало, что кто-то на немецком корабле помогал им бежать из Германии. Спас ли этих людей papa или кто другой, жить ему в доме, куда мы переехали, не разрешили. Хотя время от времени он тайком пробирался навестить нас. Валерия вспоминает, как однажды увидела его у нас.
– Papa! – радостно закричала она.
– Тише! – прошипел он. – Никто не должен знать, что я здесь.
Хотя у меня не было счастливого детства, некоторые теплые воспоминания о времени после воссоединения семьи у меня остались. Я была так мала, а пережила уже так много, что даже не помнила братьев. Джо и Кики окружили меня заботой, они защищали меня и изо всех сил пытались наполнить мою жизнь приятными событиями, которых я была лишена до сих пор: возили меня на каток, научили кататься на велосипеде, играли со мной… Совершенно по-другому обстояло дело с моей сестрой Валерией. Я ей никогда не нравилась, несмотря на все мои старания. Она по сей день утверждает, что у нас тогда были нормальные отношения, но мне кажется, все из-за того, что я появилась как из ниоткуда. Валерия была хорошенькой, чистенькой, и вдруг привозят меня, совсем другую, неряшливую, травмированную. Она никогда не разрешала мне играть с ней или с ее друзьями. Ненавижу говорить это, но вела она себя как крыса.
Несмотря на все усилия моих братьев, я постоянно чувствовала, что не такая, как они: не умею ни играть, ни смеяться. Кончилось все тем, что я прибилась к беспризорникам. Для нас война не закончилась, мы все еще выживали. Я, во всяком случае, не могла перестать думать о том, что произошло: о бомбежках, об этом ни на секунду не оставляющем тебя ощущении надвигающейся беды, о Дрангштедте, Берген-Бельзене…