Школония - стр. 22
Сюрприз! Когда он так говорил, это могло быть что угодно, начиная от каких-нибудь наклеечек и заканчивая книгами. Да, новая книга мне не помешает.
– Анита, – обратился он к сиделке, – я продезинфицировал рану на его ноге, как только он проснулся, но после обеда повтори. И о бинтах не забудь.
Та кивнула, но как только отец отвернулся, недовольно скривилась и закатила глаза.
Папа уже собирался выходить, но неожиданно, словно что-то вспомнив, остановился, опустился передо мной на колени и заговорил шепотом:
– Сынок, иногда мне так больно осознавать, что ты в чем-то нуждаешься, хочешь что-то сказать, но не можешь. Особенно когда смотришь на меня, будто хочешь что-то донести. Думаю, в ближайшее время это закончится навсегда. Нас уже никогда не смогут разделить какие-либо преграды. И ты станешь таким, как все… Нет, Марк. Ты такой же, как все. Даже лучше, потому что твое сердце чистое и непорочное, потому что ты не видел и никогда не испытывал того, через что обычно проходят дети твоего возраста. Во всем есть плюсы, Марк. И во всем есть минусы. Когда все это закончится… мы с тобой будем по-настоящему счастливы.
«Боже, папа, папочка, о чем ты говоришь? Что должно закончиться, а что должно начаться?»
Но он ничего не объяснил. Развернулся и ушел на работу.
На удивление, Анита не стала закатывать истерику, огрызаться и все в этом роде. Нет, она, как и всегда, закатила меня в комнату и почти сразу принесла то самое пирожное. К моему несчастью, это пирожное я любил – «Панчо». Но принимать любимое лакомство от человека, которого ненавидел больше всего, мне не хотелось.
– Чего? – напряженно спросила сиделка, заметив мое недовольное лицо. – Тебе что-то не нравится? Ешь давай. Эти пирожные становятся все дороже и дороже.
Она громко захлопнула дверь в мою комнату и отправилась на кухню.
Пирожное она оставила на моем столе, и я решил как можно дольше удерживаться от соблазна схватить ложечку и умять его в два счета. Но прошло всего десять минут.
Нет, я должен держаться… Но оно такое вкусное, а я очень давно его не ел… Это еда моего врага, я не могу ее… Хочу-у-у-у!
Да, соблазн взял вверх, и уже спустя секунду я с огромным удовольствием уминал пирожное. Уж очень его любил, и одной порции мне никогда не хватало.
После короткого завтрака я приступил к своим обычным делам, то есть к никаким. Читать книги не хотелось, рисовать каракули, которыми и так уже были облеплены мои стены, – тоже. Может, включить мультики? Но я уже все по сто раз пересмотрел.
Из головы все не выходил вчерашний разговор папы и Данила, который мне так и не удалось услышать. В один день произошло слишком много потрясений, и после тринадцати лет скучной жизни я физически и психологически не был готов к такому. Слишком много вопросов – и слишком мало ответов. А источникам моих ответов очень удобно: спросить я ничего не смогу, поэтому правду скрыть легче.