Шишкин корень - стр. 19

Заметив, как я уплетаю лакомство, Архипка довольно хмыкнул:

– Слыхали? Нынче на ярманке саратовские своим калачом хвастали. У ихнего калача ни дужки, ни козырька. Каравай высотой с сажень и в тридцать пудов весом! Сказывают, будто усаживали на него честной народ, как на перину, а калачу всё нипочём. Он в кажный раз сызнова подымался.

– Да враки всё это! – усмехнулся Гришка. – Где ж этакую печь раздобыть, чтобы в неё калач в тридцать пудов уместился?

– То-то и оно… – задумчиво поддакнул Архипка.

Дальше разговором рулил Гришка. Степенно расспрашивал Архипку про торговлю и хозяйские выволочки, иногда отпускал задорные шуточки, которые я не всегда понимал, но смеялся, так сказать, за компанию.

Из разговора я выяснил, что офеня – это мелочный торговец, разносчик. Курьер, типа… Я в Томске их не замечал как-то, а вот в Нижнем таких немерено… жёлтых, зелёных, розовых, с огромными коробами за спиной…

Как только у нас закончилась еда, зазвонил колокол – низко, раскатисто. Гришка перекрестился, собрал пожитки в ящик и взглянул на меня:

– Пора на работу. Сидючи в тенёчке, на харчи не заработаешь.

– Звонют и звонют, – сморщился Архипка, – работа не волк, стало быть, никуды не денется. Может, в орлянку срежемся на пятачок?

Гришка решительно встал, стряхнул траву со штанов, покачал головой.

– Тогда в кóзны, мне тятя вчера такой налиток сделал…

Гришка сдвинул картуз на затылок и задумался. Архипка ухватился взглядом за меня и выпалил:

– Серёга, а ты в козны играешь?

– В козлы? – я зачем-то кивнул. – Играю.

Гришка с Архипкой снова расхохотались.

– Не в козлы, а в козны! – сквозь смех объяснил Гришка.

– А я что сказал? – я попробовал изобразить недоумение.

– Ну ж, коли сказал, доставай бабки, – подхватил Архипка и полез в карман штанов.

– На деньги, что ли? – я тоже порылся в кармане ветровки, нащупал помятую пятисотку.

– Так ну-то, можно и на деньги, – обрадовался Архипка и вынул из кармана какой-то мешочек. – Гриш, раскидаем?

– В козны так в козны! – Гришка стянул картуз и, аккуратно сложив, заткнул его за ремень.

Парни отошли в сторонку, к утоптанной глинистой площадке у скамьи. Архипка высыпал что-то из мешочка на землю, прочертил веткой две параллельные полосы.

– Чего истуканом стоишь? – подмигнул мне Гришка. – Показывай свои бабки.

Я подал ему пятисотку. Гришка покрутил её в руках, глянул на просвет. Шепнул мне на ухо:

– Это чё?

– Бабки… – прошептал я.

– А козны-то где? – Гришка ошарашенно моргнул.

– Нету.

– Хм, а зачем сказал, что есть?

– Думал, бабки – это деньги.

Гришка улыбнулся и, засунув обратно в мой карман пятисотку, достал из ящика засаленный мешочек. Он выложил на ладонь несколько сглаженных четырёхгранных костяшек и показал мне. Потом высыпал их на землю рядом с чертой, поднял самую крупную Архипкину костяшку, прицелился и сбил ею валяющийся неподалёку камушек: