Шестое чувство - стр. 19
– Почему «порекомендовала»? Я попросила. И конечно, он пошел. Я слышала, что у вашего агентства очень хорошая репутация. А с милицией и, не дай бог, с комитетчиками я бы связываться не хотела. Хватит с меня моего папы, который из-за этой проклятой службы получил три инфаркта, и третий его убил.
– Ваш отец, Алексей… э-э-э…
– Петрович.
– …Алексей Петрович, он работал в милиции?
– Нет, он был генералом КГБ.
– Вот как! – вырвалось у меня. – Ничего себе!
– А что тут, собственно, такого! Знаю, что сейчас все думают: о, генерал КГБ, это значит – денег куры не клюют, вилла на Женевском озере, золото партии и прочая дребедень! Да если бы! Папа был честен. Патологически честен, за что и не любили его. Взяток не брал, служебным положением не злоупотреблял, связями не пользовался, вот и умер в нищете, даже не было у него денег на операцию, а она могла бы его спасти! А у нас тоже в то время денег не было. Бюджетники, ну что с нас взять? Это сейчас разжились. Вы курите, Мария?
– Да в основном стараюсь воздерживаться.
– А я теперь курю. Муж на что уж табак не переносит, и то с такой жизни закурил. Хорошо, что у него аллергия на алкоголь, иначе и запить недолго.
Нина Алексеевна закурила и, выпустив дым, заговорила горячо и звонко:
– Вы читали то письмо? Впрочем, что я спрашиваю! Я не знаю, как объяснить все это… Это какая-то неимоверная жуть! Я боюсь оставаться одна в квартире, не подхожу к телефону, когда нет дома Сергея, а когда есть, то все равно – он трубку берет, а там… мертвая тишина. Может, вы скажете, что я сумасшедшая? Так вот, Владлен Моисеевич мне примерно то же самое говорил, а сам ни с того ни с сего вдруг взял да и вывалился из окна. А может, помогли. Дворник Журов, который его обнаружил утром, сказал, что в такую холодную ночь створки окна по собственной воле не открывают.
– А вы хорошо знали Владлена Моисеевича?
– Да, конечно. Я его в детстве дядей Владиком называла. Он же в этом доме давно живет. Он с моим отцом знакомство водил.
– Нина Алексеевна, давайте пока о Горовом не будем говорить, попозже эту тему поднимем.
– О Романе, значит?
– Да. Я хотела бы взглянуть на ваши семейные альбомы. Может, вам это будет тяжело, но тем не менее…
– Да, я все понимаю. Сережа, принеси, пожалуйста, из моей комнаты зеленый альбом. Где они маленькие. И еще тот, что Георгий Иваныч нам подарил. Красный. Понял?
– Понял, – пробурчал Белосельцев. – Сейчас принесу. Возьмите ваш кофе, Мария.
– Благодарю.
В зеленом альбоме я увидела фотографии примерно двадцатилетней давности, молодых Нину Алексеевну и Сергея Георгиевича, а между ними – двух мальчишек в одинаковых кофточках, темноволосых, с большими круглыми глазами. Мальчишки были похожи друг на друга как две капли воды. И как я ни пыталась поймать какое-то отличие в выражениях их счастливо-остолбенелых, как у всякого ребенка перед фотоаппаратом, мордочек, ничего не могла найти. А ведь один из них был слабоумным, а второй – тем, кому, по выражению мрачно сидящей тут же Нины Алексеевны, «достался весь ум семьи» Белосельцевых.