Шесть алых журавлей - стр. 9
– Ничего! – Я резко села. – Просто захотелось сложить птичку из бумаги… пожалуйста, верните ее.
Это было большой ошибкой.
Райкама подняла бровь. Теперь она знала, что Кики много для меня значила.
– Твой отец души в тебе не чает и во всем потакает. Но ты принцесса, а не деревенская девчушка, и слишком взрослая для игр с бумажными птичками. Пришло время понять важность своих обязанностей, Сиори.
– Да, мачеха, – тихо ответила я. – Больше этого не произойдет.
Райкама протянула Кики на ладони. С теплящейся надеждой в груди я подняла руку за птичкой. Но, вместо того чтобы отдать ее, мачеха порвала Кики на кусочки.
– Нет! – воскликнула я и бросилась за ней, но Андахай и Бэнкай придержали меня.
Братья обладали немалой силой, так что сопротивляться не было смысла. Грудь содрогнулась от исполненного горя всхлипа. Для любого человека, не знавшего, как много Кики для меня значила, моя реакция могла показаться чересчур бурной.
Райкама взглянула на меня с непроницаемым лицом: губы поджались, холодные глаза сузились до щелочек. Не произнося ни слова, она стряхнула обрывки Кики на пол и ушла.
Андахай и Бэнкай последовали за ней, но Хасё остался.
Он подождал, пока закроется дверь, и сел на край моей кровати.
– Ты сможешь снова заколдовать ее, чтобы она полетела?
Оживлять Кики никогда не входило в мои планы. Я всего-то пыталась сложить птичек из бумаги – журавлей, как на семейном гербе, – чтобы обратиться к богам. Все киятанцы знали эту легенду: если сделать тысячу птичек – из бумаги, ткани или даже из дерева, – они отнесут твое послание на небеса.
На протяжении многих недель я работала над бумажными журавлями в гордом одиночестве. Даже Вандэя не просила о помощи со складками, хотя он лучше всех справлялся со всяческими головоломками и конструкциями. Кики первая птичка, которая вышла почти идеально. Впрочем, если быть откровенной, она скорее напоминала ворону с длинной шеей, чем журавля. Я поставила ее себе на колени и нарисовала красную точку на лбу, – чтобы она больше походила на журавлей, вышитых на моих халатах, – и сказала:
– До чего обидно обладать крыльями и не летать.
Тогда ее бумажные крылышки встрепенулись, и она медленно, неуверенно поднялась в воздух – со всей неуклюжестью птенца, который только учился летать. В последующие недели, после уроков, когда братья были слишком заняты, чтобы навещать меня, я тайно помогала ей тренироваться. Выводила в сад, чтобы она парила среди подрезанных деревьев и каменных святилищ, а по ночам рассказывала сказки.
Я так обрадовалась новому другу, что не задумывалась о последствиях своей магии.