Шам - стр. 62
Длинное, полутёмное помещение с бетонными стенами и четырёхметровым потолком наполнилось негромким шумом и разговорами – две дюжины добровольцев со всех уголков бывшего СССР уже более-менее познакомились друг с другом, первоначальная настороженность прошла, настало время травить байки и производить впечатление.
Вообще, конечно, лагерь выглядел не совсем так, как Марат его себе представлял на основании донецкого опыта (ну, и фильмов, чего уж скрывать). Собственно, это место и лагерем-то можно было назвать разве что с большой натяжкой – скорее уж пересыльным пунктом. Непонятного назначения бетонная коробка на окраине какой-то убогой деревушки за прошедшие несколько дней успела надоесть хуже горькой редьки. Все занятия проходили внутри, выходить на улицу Эшреф строго-настрого запретил.
Крымчанин, привезший их сюда из Стамбула, оказался не просто водителем, а старшим из местного руководства. Не то чтоб кто-то посвящал новобранцев в такие детали, но свою наблюдательность Валеев без лишней скромности оценивал достаточно высоко. Оставалось непонятным, зачем начальнику самому тащиться через всю страну за пятью новобранцами, но видимо, были причины…
– Что, Москва, заскучал? Домой хочешь, к своим? – вроде бы, ничего выходящего за пределы нормальной для мужского коллектива подколки, но выражение лица и тон спрашивающего не оставляли сомнений, что под «своими» он подразумевает что-то плохое, типа русских.
– Ты сам-то как тут держишься, без овец? – ещё не успев ответить, Марат уже пожалел о произнесённой фразе, но этот чеченский мудак со своими земляками успели его порядком достать за пару дней.
Зелимхан, не тратя времени зря, вскочил с места и угрожающе двинулся в сторону белобрысого русиста (в том, что Марат никакой не татарин, молодой чеченец не сомневался ни капли). Впрочем, игрой на публику он пока и ограничивался – во-первых, опасаясь реакции начальства на драку, во-вторых, русист был заметно крупнее, плюс Зелимхан видел, как тот пару раз разминался и «работал с тенью», так что особых иллюзий насчёт своих шансов на победу не строил. Оставалось брать голосом – благо, хоть с русским у него было и не очень, ругаться чеченец умел.
– Слышишь ты, блядь русская! Я тебе сам голову отрежу, а перед этим в рот вые…
– Ну так иди сюда! Давай, петушок! – Марат, широко улыбаясь, издевательски поманил чеченца к себе. – А то раскудахтался…
Раздалось несколько смешков. Зелимхан, родившийся и почти всю жизнь проживший в Шали, от общероссийской молодёжно-блатной субкультуры был далёк, но поняв, что его сильно (и, главное, прилюдно) оскорбили, бросился вперёд. В конце концов, он и сам с десяти лет на борьбу ходил, главное, подобраться к врагу поближе…