Шаг на пути к небу. Роман - стр. 25

Глушко доложили, что третий барак, в полном составе, уже второй день, отказывается от еды. Он вызвал к себе Казначея.

– В чём суть вопроса? – посадив его перед собой, негромко спросил начальник.

Зная об авторитете Казанцева, Глушко старался иметь его расположение. Несколько лет назад, Казначей одним своим словом остановил бунт в лагере, который чуть не стоил ему погон.

– Зачем священника моришь, гражданин майор?

– А, вот в чём дело, – по обыкновению усмехнулся тот.

– За попа мазу тянете?

– Отпусти его.

– А если не отпущу?

– Получишь сто трупов, отъехавших с голодухи. Как думаешь, с таким раскладом, скоро ты станешь гражданином подполковником?

Антип говорил спокойно и размеренно, это придавало его словам серьёзности. Майор видел это, и это его пугало. Он понимал, что со ста трупами, ему не то, что погоны, ему головы не сносить.

– А что ты за того не впрягался, или тот плохо проповедовал? – с ехидством в голосе, решил поддеть его Глушко.

– Нет, хорошо проповедовал, не думал я просто, что ты его убьешь. Этого я тебе убить не дам.

– Хм, не даст он, герой. Да не убивал я его, он сам помер, слабеньким оказался. А может его Бог к рукам прибрал? – продолжал тот ехидничать.

– Я ж против Бога не попру, ну призвал его Господь, что тут поделаешь. Я вот не пойму тебя Казначей, ты ж вор, ты, когда у людей крал, тоже о Боге думал? Молился, наверно, перед каждым делом? Или ты с каждого дела попам часть отстёгивал, что бы они тебе грехи замаливали, а сейчас по старой памяти, мазу за них тянешь?

– Ну, я пошёл? – всё в том же спокойном и уверенном тоне спросил Казанцев, не реагируя на его выпады.

– Иди, – ответил Глушко, еле сдерживая свой гнев.

Казначей встал, и молча, вышел. Майор, соскочил, и с психу, схватив со стола какие-то бумаги, швырнул их в дверь.

– Вот тварь, – процедил он сквозь зубы.

Через час, отец Вячеслав был уже в бараке.

«Товарищи казаки, станичники! 25 августа, сего, 1936 года, в 20.00, в здании клуба, состоится сход. Просьба прибыть всем казакам обязательно!» – прочитал вслух Петро Башкин объявление, наклеенное у входа на ферму.

Вокруг собрался народ, посмотреть, что там расклеили по всей станице.

– Интересно, о чём гутарить будем? – спросил он как бы у всех.

– Ну что, станичные, завтра после смены все на сход, а сейчас давай за работу, неча толпиться, – громким голосом сказал Семён Евсеевич, усиливая его, что бы всем было слышно.

Собравшиеся начали расходиться по рабочим местам, по пути обсуждая прочитанное. После трагической гибели Фрисмана, по ходатайству председателя, Семён Евсеевич был назначен на должность управляющего фермой, где до этого работал ветеринаром. Пустовалу стоило трудов это назначение. Обком партии долго сопротивлялся, сетуя на его казачье происхождение и судимость сына. К тому же припомнили и участие Савелия в антибольшевистской борьбе. Но всё же, Тимофей Аркадьевич смог настоять на своём. Семён Евсеевич был большим профессионалом в животноводстве, и имел непререкаемый авторитет среди казаков. А в тридцать третьем, когда продовольственная политика поставила село на грань выживания, именно благодаря профессионализму и авторитету, удалось сохранить поголовье скота, и избежать гибели людей. Чего нельзя было сказать о других регионах Сибири, да и всей страны в целом. Из-за того, что правительство было вынуждено восполнять растущие пищевые потребности индустриальных регионов, селу были поставлены увеличенные планы сельхозпроизводства, с которыми оно не справилось. Этим был вызван кризис. Люди, в прямом смысле, умирали от голода, не сумев грамотно распределить ограниченные ресурсы. Начался падёж скота. И лишь немногие колхозы смогли без потерь выйти из сложившейся ситуации, во многом благодаря грамотному руководству на местах. Семён Евсеевич внёс неоценимый вклад в преодоление кризиса, чем, несомненно, вызвал расположение руководства. Его не пролетарское происхождение и прошлое, остались «за скобками».