Сезон комет - стр. 18
Свой единственный роман я написала, подстрекаемая завистью и ревностью. Сжимающими горло и выжигающими изнутри медленным холодным огнем. А еще непреодолимой потребностью – хотя бы на время, пока я писала, – стать кем-то другим.
Мне кажется, Фрэнсис Харт – такой же, как я. Его роман вдохновлен чем-то очень мрачным, низменным и страшным. Пугающим его самого, но приносящим невероятное удовольствие. Весь этот страх и восторг он воплотил в одном из своих героев. В парне, которого Фрэнки встретил на перекрестке трех дорог. В дьяволе во плоти, в темном попутчике – Джеймсе.
На обложке «Попутчиков» по требованию правообладателя всегда указывается полное имя автора – Фрэнсис Джеймс Харт. Внимательный читатель поймет с самой первой страницы, на которой появляется Джеймс, в чем кроется секрет этого героя.
Я встретил Джеймса двадцать седьмого августа. Где-то в Аризоне, милях в двадцати от Тусона, мы наехали колесом на битое стекло. С трудом дотянув до ближайшей заправки, я, потея и матерясь, пытался сменить колесо трижды проклятой разваливающейся «Импалы». Тут-то Джеймс и возник. Он искал попутку на Западное побережье. Будто дьявол, он явился именно в тот момент, когда был больше всего нужен.
Он спрыгнул с переднего сиденья грузовика, сплюнул и зашагал в сторону заправки, ни разу не глянув назад. Мне запомнился этот грузовик – блестящий и новый, с номерами Нью-Мексико и с нарисованной на капоте русалкой (явно изображающей чью-то жену, с красивой грудью и уродливым лицом).
Покрышка «Импалы» была изрезана в хлам. Пока я возился с ней, Иззи пошла в киоск, чтобы хотя бы в течение десяти минут насладиться сухой кондиционированной прохладой. Внезапно подул ветер, в воздух взметнулся столб пыли.
Когда пыль осела, я, смахнув слезы, вновь обрел зрение и увидел развевающийся подол платья Иззи, а позади – обутые в убитые «конверсы» ноги, вытянувшиеся на асфальте.
– Как успехи? – спросила Иззи.
Ветер притих, черная ткань ее летнего платья упала, словно опустился занавес. За ее спиной, прислонившись к стене, сидел парень. Его бровь была заклеена пластырем, под левым глазом доцветал некогда внушительных размеров синяк. На коленях он держал кусок рваного картона, на котором красным маркером было написано только одно слово: «Калифорния».
Он открыл глаза и, щурясь от солнца, посмотрел сначала на меня, потом на Иззи и опять на меня. А затем улыбнулся.
В тот день, в доме на краю обрыва, я впервые увидела эту улыбку. На моих глазах смешной и бесшабашный Фрэнсис превратился в холодного жестокого Джеймса. Это превращение почти незаметное: оно – в уголках его улыбающихся губ, в темноте огромных зрачков. Из прозрачных глаз Фрэнсиса на меня смотрел Джеймс. Зло, которое таилось в темной глубине его сердца. Голос, нашептавший ему в ухо роман. Его личный дьявол, которого он разбудил в дороге и с тех пор всегда носил внутри.