Сезон комет - стр. 17

– Господи, Ира, милая, пойдем, пойдем домой, – подхватил ее под руки подоспевший Гамлет. – Все хорошо. Пожар у соседей. Кто-то кинул окурок. Наш дом не пострадал, они нас пропустят. Идем, держись за меня.

Всхлипывая, Ира обмякла в руках мужа и позволила ему поднять себя и нести к дому, как маленького ребенка.

Ростик долго смотрел ей вслед.

– Ну наконец она получила должное внимание и готова оставить нас всех в покое. Бедный Гамлет. И как он с ней живет…

– Отдай мне зажигалку, пожалуйста. – Я протянула раскрытую ладонь.

– Какую зажигалку?

– Со мной не прокатит.

– Ладно, уговорила. На.

Порывшись в кармане, он положил на мою ладонь маленькую розовую «Зиппо».

– Кстати, ты читал какие-нибудь книги Фрэнсиса Харта? Мне тут сказали, что он новый Керуак.

– Книгу, в единственном числе. Насколько мне известно, у Харта вышел только один роман. Лет двадцать назад. Нам рассказывали в школе. А с чего ты вдруг заинтересовалась?

Я подумала о морщинках вокруг глаз Фрэнсиса и том, как он произнес слово «Калифорния».

– Далеко отсюда до Мори Пойнт?

Представьте себе дом. Огромный. Страшный. Он стоит на краю обрыва.

Таксист отказался везти меня до самого конца, и последние метров пятьсот я шла пешком, цепляясь подолом Ириного платья за колючий кустарник, росший на обочинах. Я шла на звук океана и на светящиеся окна нижнего этажа. С каждым шагом я ощущала, что трезвею и что должна развернуться, выйти на шоссе, вызвать машину и поехать домой. Но что-то звало и влекло вперед. Я не могла остановиться. Впервые в жизни я встретила человека, подобного себе. Мне нужно было узнать его ближе.

Из-за распахнутой двери лилась музыка. Хриплый блюз. Я перешагнула через порог и позвала в пустоту:

– Есть кто дома?

Но ответом мне была только песня, льющаяся из проигрывателя.

В этот момент я заметила ее – девушку из бара, рыжую, в платье из кремового атласа. Она лежала ничком, раскинув руки. И я готова поклясться: она была мертва.

Существует расхожее, но совершенно ошибочное мнение, будто искусство исцеляет. Якобы любое творчество, и особенно писательство, – это нечто вроде бесплатной психотерапии. Ты выставляешь свои неврозы, оформленные в истории, на всеобщее обозрение. Придумываешь персонажей, основываясь на собственных страхах, странностях и пороках. Читатели влюбляются в них. А ты через это тоже начинаешь любить себя. Ладно, может, не любить, но хотя бы меньше ненавидеть.

В моем случае это не так. Представьте себе: чтобы произвести на свет то, что от вас ждут, то, что в абсолютных значениях определяет вашу ценность и является вашей идентичностью, вы должны снова, и снова, и снова погружаться на дно самого глубокого колодца и просыпаться утром самого черного дня вашей жизни – ведь именно там, в темной глубине, прячется нечто, пробуждающее в вас желание говорить. Вдохновение.