Сестры зимнего леса - стр. 12
– Берман! – одёргивает его матушка.
Лайя заворочалась в своей постели.
– Эс тут мир банг, брат, мне очень жаль. Я подумаю, обещаю тебе.
Янкель поворачивается и идёт к двери.
– Янкель! Прости, я вспылил. Останься, переночуй у нас, двери моего дома всегда открыты для тебя.
– Ничего, всё в порядке, Берман. Мне действительно лучше идти.
– Я соберу вам поесть в дорогу, – предлагает матушка. – Молока горячего бутылку заверну. Козьего.
Янкель мнётся, потом кивает. Матушка возвращается на кухню, в комнате повисает неловкое молчание. Братья смотрят куда угодно, только не друг на друга. Наконец появляется мама.
– Аби гезунт, будьте здоровы. – Вручает корзинку гостю и тихонько добавляет: – Я с ним поговорю. Не беспокойтесь, он придёт.
Мужчина исчезает за дверью, словно его и не было никогда.
– Зачем ты ему пообещала? – бурчит тятя, пока матушка запирает дверь.
Она садится к столу и берёт тятю за руку.
– Уймись, Берман. Сам ведь понимаешь, выхода у тебя нет. Придётся вернуться в Купель. Ты обязан воздать дань уважения отцу.
– Когда нет выхода, это тоже выход, – ворчит он. – Они-то тебя никогда не уважали. Ни тебя, ни мой выбор.
– Может быть, он хочет загладить вину…
– Мы с ним не разговаривали больше двенадцати лет. Они нас с тобой изгнали! Я поклялся, что никогда не вернусь. А теперь, ишь, зовут! Меня одного, заметь, не тебя. Не поеду.
– Янкель ничего такого не говорил, – матушка вздыхает. – Ты знаешь, что я чувствую к твоим родичам, но… Если твой отец отправится в ойлам, – не приведи, Господи! Хас вешалом! – ты ж себя поедом съешь, что с ним не простился.
– Они меня потом не отпустят. Я – следующий в роду, ты это знаешь. Если они тебя не принимают, я от них отказываюсь. Почему я должен бросить жену и дочерей ради отца, который не одобрял моей жизни?
Мамины тонкие длинные пальцы сжимают широкую тятину руку до того крепко, что белеют костяшки.
– Дела там, похоже, совсем плохи, иначе Янкель бы не пришёл. Думаю, тебе надо отправляться немедленно, нынешней же ночью. – Она заглядывает ему в глаза. – Я тебе верю, Берман. Я знаю, что ты нас не покинешь.
– Адель, тут вопрос не в доверии, – печально возражает тятя. – Вот ты бы сама вернулась к своим?
– Никогда! – мотает головой мама.
– И в чём же разница?
– В том, что ребе на смертном одре! Неужто не понятно?
– А если бы при смерти был Дмитро?
Дмитро? Это ещё кто? О чём они там толкуют? Родители начинают казаться мне какими-то чужими, но их разговор – смутно знаком, словно я слышала подобный во сне.
– Это не одно и то же, сам знаешь. Я устала от нашей жизни, – говорит матушка. – От этой хибары на опушке леса, от местных фарисеев, шипящих нам в спины. Мы с тобой в тупике, на краю пропасти. Что, если тебе подарили надежду на спасение? Возможность вернуть утраченное?