Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - стр. 24

– Чему вы улыбаетесь?

– Я не улыбаюсь, – ответила я сидящему рядом доценту.

– Ну-ну, меня не обманешь, вы о чем-то приятном подумали? Наверное, о тайном кавалере. Понима-а-а-аю.

Он говорил, странно гримасничая и покачивая указательным пальцем, словно артист. Будто и на серьезную тему говорит, и шутит. Так он вел себя всегда, чуть что, готов был ответить: «Ну я же пошутил!» Боже, что за мерзкий тип!

Когда подали кофе, мне стало легче. Не столько от его вкуса и прекрасного аромата, сколько от мысли, что после кофе мы встанем и я избавлюсь от назойливого соседа.

Когда мы вернулись в университет, все было готово. Мы сразу прошли в лекционную аудиторию, где уже собрались студенты и преподаватели. Сначала к микрофону вышел ректор и тепло поприветствовал профессора от имени коллектива университета.

Затем к трибуне вышел Хаккы-ходжа, который так же, как и Вагнер, был профессором права. Превознося до небес приглашенного коллегу, он рассказал о его работе в Турции, сообщил, что тот стоял у истоков современного высшего образования в нашей стране, и упомянул о многих ученых, которые учились у Вагнера, в числе которых был он сам. Обратившись к гостю «учитель учителей», профессор Хаккы пригласил его к микрофону.

Вагнер уверенными шагами прошел к трибуне. Некоторое время он смотрел на собравшихся в аудитории. За это время гул стих, и все взгляды обратились на него.

– Мерхаба![23]

В зале раздались аплодисменты. Я оглянулась: было ясно, что Вагнер произвел впечатление. Между тем, он даже ничего не сделал: всего лишь вышел к трибуне и посмотрел на присутствующих. Конечно, так подействовали ранее сказанные слова и приветствие на турецком.

Вагнер продолжил по-турецки. Он говорил с сильным, но приятным акцентом, часто делая паузы.

– Для меня честь спустя пятьдесят девять лет вернуться в Стамбульский университет.

Говорить ему было немного сложно, звук «р» он произносил раскатисто. Он периодически поглядывал перед собой, и было понятно, что речь написана заранее. Снова послышались аплодисменты.

Затем он перешел на английский и поделился воспоминаниями о двух годах, проведенных в университете. Он похвалил правительство Турецкой Республики, принявшее решение привести юридическое образование в соответствие с западными стандартами. В какой-то момент он сказал интересную вещь:

– Федор Достоевский говорил, что человек достигает зрелости через страдание. С этой точки зрения Стамбул сыграл в моей жизни очень важную роль, потому что в этом городе я достиг зрелости.

Из этих слов следовало, что в Стамбуле он много страдал, но он не стал вдаваться в детали и продолжил: