Сердце зверя - стр. 6
Август хотел было сказать, что он больше ничего не боится, но передумал. Албасты, его единственный союзник, и так это знала.
– Я сегодня же поговорю с Виктором и Анастасией, – сказал он церемонно. – Думаю, я сумею их убедить.
– Постарайся. – Албасты стояла уже на пороге распахнутой настежь двери. – Потому что, если ты не сможешь их убедить, когда-нибудь я убью их всех. А мне не хотелось бы…
Последние слова принес Августу налетевший вдруг ветер. Хлопнула тяжелая дверь, отсекая его от албасты и остального мира. Слабое пламя свечи дрогнуло, присело, но выдержало. Август тоже выдержит. У него нет иного выбора. У него вообще ничего нет, кроме его ненависти…
У него не получилось. То есть поговорить с Виктором и Анастасией вышло, а вот добиться их скорейшего отъезда из Чернокаменска нет. И не было в том ничьей вины. Обстоятельства, которые не в силах изменить простой смертный.
Август пришел в дом Виктора, как и обещал, на следующий же день. Берг готовился к этой встрече тщательно, отказался от соблазна выпить хоть одну чарку, умылся холодной озерной водой, пятерней пригладил изрядно поредевшие волосы. Он оделся бы в чистое, да вот только чистого не нашлось. Рубаха была вся в пятнах, с дырой на рукаве. Откуда взялась дыра, Август не помнил. Вдруг выяснилось, что он многого не помнит из недавнего своего существования. Серая пелена из боли и хмеля, пробиться сквозь которую, кажется, пытались те, кого он мог бы назвать своими друзьями, но не назвал. На остров приплывал Кайсы, привозил еды. Не сырое мясо, а уже готовое, вяленое. Понимал, что Август ни на что больше не годен, что сам не справится даже с такой малостью, как приготовление пищи? Жалел?
Они все его жалели. Те, кто остался. Приходил Виктор со своей невестой – или уже женой? – уговаривал оставить остров, переехать в Чернокаменск. Тогда Август был пьян и плохо понимал, что происходит, кричал, оскорблял, гнал вон. Прогнал, надо думать. Точно прогнал, если вот уже который день – или месяц? – ему никто не мешает, не уговаривает взять себя в руки, не зовет.
Стало ли легче, когда его оставили в покое? Август не задумывался. Он разучился думать и, пока не закончилась бумага, занимал себя самогоном да рисунками, которыми затем растапливал печь. Пробовал рисовать на земле, но земля оказалась твердой как камень. Она и являлась камнем, таким же бесчувственным, как сам Август. Ей тоже было все равно. Неравнодушной оставалась лишь озерная вода, она пела Августу, утешала, уговаривала. Иногда ему казалось, что еще чуть-чуть, и он начнет понимать, что нашептывают ему волны, о чем силятся сказать. Так было до тех пор, пока не пришла албасты и не скрепила их уговор его, Августа, кровью.