Сердца трёх - стр. 10
– А вы предусмотрительный, Николай, – говорю, чтобы заполнить тишину. Здесь, в пещере, очень тихо. Слышно, как потрескивают веточки в огне, да снаружи доносится размеренный шум океана. Его можно и не замечать, наверное. Скоро перестану – привыкну.
– Да это зажигалка капитана «Изабеллы». Он забыл её, когда приходил посидеть после вахты. Мы были как раз в кают-компании, дегустировали новый сорт виски. Капитан пришел, попробовал кубинскую сигару, а потом его позвали на мостик. Вот, зажигалку и забыл.
– Красивая вещица, – говорю. – Можно посмотреть?
– Пожалуйста, – Ник протягивает мне позолоченную Zippo. Щелкаю несколько раз и возвращаю. Красивая и дорогая. Инкрустирована блестящими камешками. Интересно, драгоценные? Но спросить об этом спутника своего как-то стесняюсь.
– Что ж, миледи, давайте знакомиться поближе?
– В каком это смысле? – хмурю брови, хотя у самой сладко всё сжимается между ножек.
– Не в том, в каком вы подумали, развратная вы натура, – усмехается Ник.
– Ничего такого я и не подумала, – фыркаю возмущённо, потому что угадал!
– Позвольте представиться, я – Николай Горчаков, работаю… в финансовой сфере. Акции, облигации и прочие экспроприации, – улыбается после этого слова. Мне оно что-то напоминает, но я значение забыла.
– Экспроприации – это же что-то связанное с денежными переводами, да? – спрашиваю.
– Угу, – кивает Ник и улыбается иронично. – С ними, родимыми. А вы, миледи, как свою жизнь прожигаете?
– В отличие от вас, не прожигаю, а созидаю. Я художник-реставратор. Восстанавливаю живописные полотна: картины, иконы.
– А, так бы спец по барахлу?
– Что?! Как вы назвали?!
– Ой-ой, простите, что задел ваши тонкие чувства, – смеется Ник. – Просто для меня всё старое – это барахло. Потому я терпеть не могу музеи, галереи и прочие кладбища допотопных вещей. Им место на помойке истории. То есть кому нравится, пусть роются в этом старье, но не я, – поясняет спутник, подкидывая в костёр тонкие веточки.
– Что, даже «Мона Лиза» для вас барахло? – спрашиваю с сарказмом. – Или, может, «Боярыня Морозова», портреты Пушкина и Гоголя? А может, творения великого Андрея Рублёва?!
– Да всё это старьё, так считаю, – говорит Ник.
У меня от таких слов дыхание перехватывает. Да как он может заявлять подобное о величайших произведениях мирового искусства?! Я беззвучно раскрываю и закрываю рот, собираясь подобрать такие веские слова, чтобы у этого нахала глаза сначала на лоб полезли, а потом выпали из орбит и рухнули в костёр! Как ему не стыдно?!
– Миледи, закройте рот, вам туда экзотическое насекомое залетит, – предупреждая мою гневную тираду, говорит Ник, и я, резко схлопнув губы, издаю чпокающий звук. Мужчина тут же поворачивается, смотрит на меня и неожиданно начинает хохотать. Да так заливисто и задорно, что я поневоле начинаю улыбаться. Но тут же одёргиваю себя: что смешного?!