Сэр Евгений - стр. 27
Мы стали друг против друга, и Джеффри тут же начал атаку. Чисто из чувства самосохранения я попытался отразить удар, но моя неловкая попытка закончилась тем, чем и должна была закончиться – меч просто вылетел у меня из руки. Причем не просто был выбит, а вывернул мне кисть так, что я зашипел от резкой боли. При виде моего откровенного позора радость оруженосца сдулась в одно мгновение, словно проколотый воздушный шар. Стараясь не встречаться со мной глазами, он подобрал упавший меч и подал его мне.
Мои ощущения в этот момент представляли собой сплав злости, растерянности и стыда. В одно мгновение я перестал быть крутым парнем, способным постоять за себя, и стал беспомощным младенцем. Даже хуже младенца, так как детский разум не сознает свою беспомощность, а я только что расписался в ней на глазах доброго десятка зевак, выглядывавших из дверей служебных построек и хибар. Не знаю, как бы я вышел из этого положения, если бы не вспышка внезапной ярости. Именно она сорвала меня с места и бросила в атаку. На этот раз я не только не сопротивлялся ее бешеному напору, но даже, наоборот, подпитал ее силу своим собственным гневом. Меч в мгновение ока из «никчемной железяки» превратился в смертоносное оружие, ставшее продолжением моей правой руки. В первую минуту, отбивая мои атаки, Джеффри радостно скалился, но потом, похоже, до него дошло, что происходит нечто необычное; что идет настоящий бой, в котором ему надо выжить. Ухмылка слетела с его губ, а лицо напряглось от усилий, которые ему пришлось прилагать, чтобы сдержать мои атаки. К этому моменту я уже опомнился и попытался взять ярость под контроль, но мои усилия не понадобились, ярость резко пошла на спад. Отведя меч, я остановился, тяжело дыша. Джеффри лучше всех зрителей, наблюдавших за нашим поединком, понял, что произошло что-то странное, но даже в этом случае, будучи простым человеком, он не стал терзать себя сомнениями, а просто открыто радовался за меня, за мой успех.
Удивительно, но я тоже радовался. Я сумел постоять за себя, пусть даже такой ценой. Вместе с радостью пришло понимание того, что сейчас произошло.
Навыки Томаса до сих пор живы. Они вбиты в его мышцы и подсознание. Их только надо вытащить наружу и закрепить.
На следующее утро я встал с восходом солнца. Обычно говорится: «Охота пуще неволи», но в данном случае я переиначил эту поговорку: «Охота выжить пуще неволи». Если не хочу вечно сидеть в замке на правах убогого приживалы, то должен стать таким же, каким был когда-то Томас Фовершэм. Бойцом с большой буквы. К этому меня также подталкивала вполне здравая мысль для этого времени: если не освою ремесло воина, то первый же поединок закончится моими похоронами. А умирать мне не хотелось.