Сент-Ронанские воды - стр. 71
Сэр Бинго встал из-за стола с великой неохотой, которую и выразил злобным ворчанием, переходя за остальными в соседнее помещение, служившее прихожей и отделявшее столовую от чайной комнаты, как она называлась. Намереваясь присоединиться к дамам, гости стали здесь разбирать свои шляпы (хотя в старину джентльмены брались за шляпы лишь при выходе из дому).
Тиррел обратился к разряженному лакею, который стоял тут же, и попросил передать свою шляпу, лежавшую на столе позади слуги.
– Кликните своего собственного слугу, сэр, – заявил ленивый парень с подлинно лакейской наглостью.
– Вашему хозяину, – сказал ему Тиррел, – следовало бы поучить вас приличному обхождению, мой друг, прежде чем приводить сюда.
– Мой хозяин – сэр Бинго Бинкс, – по-прежнему нахально ответил избалованный лакей.
– Ну-ка, Бинги, вперед! – шепнул Моубрей, который знал, что после вина храбрость баронета достигнет уровня, нужного для драки.
– Да, этот парень – мой слуга, – сказал сэр Бинго громче и членораздельней обычного. – Кому-то это не по нраву?
– Тогда я умолкаю, – с полнейшим хладнокровием ответил Тиррел. – Я бы удивился, окажись слуга сэра Бинго воспитанней хозяина.
– Что вы этим хотите сказать, сэр? – сказал сэр Бинго, выступая вперед с весьма грозным видом, ибо он недаром отличался на Файвз-Корте{108}. – Что вы этим хотите сказать, черт вас побери, сэр! Вы и глазом не моргнете, как получите у меня!
– А вы и охнуть не успеете, как я вздую вас, сэр Бинго, если вы сейчас же не оставите этот тон!
И гость взмахнул дубовой тростью, которую держал в руке. Как ни малоприметен был взмах, но он доказывал некоторое знакомство с благородным искусством фехтования. Узрев сие, сэр Бинго счел благоразумным несколько попятиться, хотя его и подталкивали вперед иные из его друзей, которые в своем рвении о его чести предпочитали увидеть, как ему переломают ребра в доблестном поединке, чем быть свидетелями того, как его достоинство будет замарано позорным отступлением. Тиррел, видимо, собирался доставить им это удовольствие. Однако в тот самый миг, когда его рука уже поднималась, выражая достаточно определенное намерение, кто-то прошептал у самого его уха следующие многозначительные слова:
– Достойно ли мужчины это?{109}
Даже волнующий голос нашей неподражаемой миссис Сиддонс{110}, когда она, бывало, потрясала театр шепотом, произнося эти шекспировские слова, не оказывал на слушателей такого могущественного действия, какое произвел этот неожиданный вопрос на того, к кому он был сейчас обращен. Тиррел забыл все – ссору, обстоятельства, в которых находился, всех окружающих. Толпа словно вдруг растаяла, и в мире, казалось, не осталось другой цели, как только следовать за тем, кто только что обратился к нему.