Сенсация - стр. 1

Будучи совсем еще молодым, Джон Кортни Таппок «занял в современной литературе прочное и завидное положение», как указывал в аннотации его издатель. Романы Таппока расходились тиражом пятнадцать тысяч экземпляров в первый же год после публикации, и их читали люди, чьим мнением Таппок дорожил. В перерывах между романами он поддерживал репутацию интеллектуала скромными, но элегантными трудами по истории и мореплаванию. Если надписанные им экземпляры первых изданий обретали новых владельцев, то их цена возрастала на шиллинг, а то и на два. Всего на его счету было восемь книг – начиная с жизнеописания Рэмбо, вышедшего из-под его пера, когда ему было восемнадцать лет, и кончая «Потерянным временем», изысканно-сдержанным отчетом о нескольких кошмарных месяцах, проведенных среди индейцев Патагонии. Имена двух-трех этих индейцев были в большом ходу у леди Метроленд и примыкавшего к ней общества. У Джона Таппока было много друзей, среди которых сияла несравненная миссис Алджернон Ститч.

Как и все, кто вращался в ее орбите, Джон Таппок делился с ней всеми своими трудностями. Не было исключением и то ледяное июньское утро, когда он пересек парк и позвонил в дверь ее особняка (шедевр Николаса Хоксмура, спрятанный в тупичке неподалеку от Сент-Джеймсского дворца).

Посреди холла стоял Алджернон Ститч. На голове у него была шляпа, правая рука, торчавшая из левого рукава пальто, держала малиново-красный, украшенный гербами портфель, а другую руку он безуспешно пытался продеть в нагрудный карман. Зонтик, который мистер Ститч прижимал к боку левым локтем, затруднял эту нелегкую задачу. Говорил он неразборчиво, поскольку в зубах держал утреннюю газету.

– Никак не надену, – послышалось Джону.

На помощь ему пришел дворецкий. Забрав у хозяина зонт и портфель, он положил их на мраморный столик, затем они совместными усилиями освободились от пальто и повернули его нужной стороной. Джон позаботился о газете.

– Спасибо. Большое спасибо. Искренне благодарен. Вы к Джулии?

Сверху, из комнаты, куда вела, плавно изгибаясь, величественная лестница, раздался негромкий, но неожиданно сильный голос:

– Постарайся не опоздать к обеду, Алджи. Будут Кенты.

– Она наверху, – сказал Ститч. Теперь, когда на нем было пальто, он сделался стопроцентным английским министром – длинный и худой, с длинным тонким носом и с длинными тонкими усами. Идеальная модель для карикатуристов. – Идите в спальню, – добавил он.

– С удовольствием читал сегодня вашу речь. – Джон бывал неизменно вежлив со Ститчем. (И не он один. Парламентские лейбористы его обожали.)

– Мою речь? С удовольствием? Вот как? Мне не понравилась. Но все равно спасибо. Большое спасибо. Искренне благодарен.

И Ститч отправился в министерство имперской обороны, а Джон – наверх, к Джулии.

Пользуясь наставлениями мужа, он прошел в спальню. Джулия еще не вставала, хотя часы показывали начало двенадцатого. Ее подвижное лицо, скрытое под слоем глины, было непроницаемым и грозным, как маска ацтека. Но она не лежала без дела. Рядом с постелью сидела ее секретарь мисс Холлоуэй, обложенная счетами, расходными книгами и письмами. Одной рукой миссис Ститч подписывала чеки, другой держала телефонную трубку, в которую диктовала детали костюмов для благотворительного балета. Элегантный молодой человек, стоявший на стремянке, расписывал потолок руинами замка. Дочь Джулии Джозефина, восьмилетний чудо-ребенок, штудировала дневную порцию Вергилия. Бритлинг (горничная) вписывала слова в кроссворд, который миссис Ститч решала с половины восьмого утра.

Увидев Джона, Джозефина бросилась к нему. «Таппок! Таппок!» – крикнула она, пнув его сначала одной ногой, а затем другой. Это была ее любимая шутка.