Семейные обязательства - стр. 18
Темные волосы уложены в идеально ровную прическу, лицо чисто выбрито, на мундире ни пылинки, сапоги блестят, как будто секунду назад по ним прошлась щетка чистильщика. Такой безупречности не мог добиться ни один из известных Элизе светских львов. Ее визитер был скорее парадным портретом, чем живым существом.
Говорят, врачи считают чрезмерную аккуратность тревожным симптомом.
Господин вежливо поклонился Элизе.
– Здравствуйте, сударыня, – мягко поздоровался он хорошо поставленным глубоким баритоном, – я Георг фон Раух, кавалергард Его Величества. Примите мои соболезнования.
«Предотвратил попытку покушения… Зарубил на месте… Цепной пес Императоров…» – эхом отдались в ее памяти перешептывания слуг.
И черное на алом. Запах крови, бой часов, закат.
Они были почти одного роста. Элиза смотрела на него в упор, не моргая. Ее взгляд – ненависть, вызов, отчаяние, разбивался об утонченную вежливость.
Элиза молчала.
– Я пришел сообщить, что с вас сняты все подозрения, сообщил фон Раух. – Павел Николаевич действовал один. Гражданская казнь совершена. Все его имущество подлежит конфискации, подробный перечень в уведомлении. Бумаги и личные вещи Павла Лунина вам вернут.
Он протянул Элизе длинный плотный конверт, коротко поклонился и направился к выходу.
Проходя мимо, кавалергард снова бросил взгляд на портреты.
Элиза остро пожалела, что в руке нет пистолета. Очень хотелось выстрелить в затылок, точно в основание короткой косички его щегольской прически. Она и не знала, что может – вот так. Ярко, до мелочей представить звук выстрела и отдачу пистолета. Брызги крови и мозги разлетаются по стенам, попадают на портреты, становясь языческой жертвой прекрасным мертвым дамам… И фрейлины довольно улыбаются искусно прописанными лицами.
Фон Раух не обернулся, только чуть дернул головой, как будто на затылок села надоедливая муха.
Секунд через десять после его ухода Элиза с трудом разжала сведенные судорогой пальцы, заломившие край конверта.
На официальной бумаге не было ни слова о том, что теперь с Павлом Луниным. Гражданская казнь – лишение дворянства, переломленная шпага над головой, казненный становится никем. Даже не смерть, мертвого можно вспоминать, его имя остается в сословных книгах, есть могила в фамильном склепе, есть день поминовения. После гражданской казни человек стирается целиком, не «был – и нет», а просто «нет». Так стерли старшего сына Императрицы Изольды за попытку покушения на царственную матушку… Теперь и Павла Лунина стерли, как мел с доски.
Элиза была уверена, что отец не умер там, в залитой кровью комнате. Когда ее выводили, она чувствовала – жив, и у него хватит сил справиться с раной. Элиза не знала, почему, но была убеждена, что все так и есть. Может быть, она просто очень хотела этого? Могло, конечно, случиться что угодно. Но если бы отец был мертв, ей бы отдали тело. Тем не менее, она не получила ни сообщения, ни приказа явиться за покойным, ничего.