Семьдесят пять ступеней вверх. Сборник рассказов - стр. 3
Траулер тем временем, беспомощно подкидываемый на волнах, неумолимо мчался к берегу, к скалистым холмам.
Семьдесят третья – живые глаза неопытного матроса глядят сквозь вихрь непогоды, ждут спасительного луча. Фимыч словно вернулся назад, словно чувствовал, видел каким-то особым зрением через пелену времени потерянный в морской бездне корабль. С каждым порывом ветра он ощущал его приближение – словно открытой грудью летело на оголённый пик неведомое судно. А вдруг он там, на борту… и никто не спасёт, не сохранит.
Семьдесят пять ступеней позади, из маячной комнаты в фонарный отсек ведёт вертикальный трап высотой около двух метров и упирается в тяжёлую крышку входного люка.
Руки отказывались поднимать отяжелевшее тело – последняя перекладина трапа отделяла от главной цели. «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты меня оставил?» – вырвался сжатый стон из груди Фимыча.
Ещё считанные секунды, и уже ничего не спасёт траулер от крушения. Считанные секунды и…
«Маяк! Маяк! По правому борту земля!» – яркий луч спасительного огня прорезал ночную завесу.
Ещё несколько дней бушевало море, но благополучно обходили корабли острую кромку суши, направляемые светящимся в ночной дали оком. Сквозь плотный туман и солёно-горькую взвесь морской пены пробивался тусклый свет маяка «Курбатов», что уже не первый десяток лет стоит на своём посту под ударами безжалостной стихии и отводит корабли от крутых берегов Курильских островов. Камчатка – край, где одинаково приятно умереть или возродиться.
А как только море утихло, и ветра присмирели, дошла до маяка группа техников. Нашли Фимыча бездыханным у подножия винтовой лестницы в семьдесят пять ступеней в высоту. Так и пролежал все штормовые дни, скованный холодом да смертью. Вот только каждую ночь неизменно зажигался маячный огонь. И до сих пор в непогоду виднеется в святая святых чей-то силуэт – согбенная фигура с тонким хвостиком на затылке, обращённая к морю.
Проснуться
Где только ни прячутся люди от самих себя! Кто-то бежит в Тибет, кто-то – на Алтай, а кто и в чарку хмельную ныряет. Я же поспать любила. Да-да! Засыпаешь, и проблемы уходят. Все беды в дрёму проваливаются. Радость взаправду, а плохое – понарошку. Проснёшься, и всё прошло. Уж если где и прятаться, то во снах – не иначе.
Помню, боялась до жути выпускных экзаменов. Не то, чтобы не знала ничего. Наоборот, училась я прилежно. Но это последние экзамены были. А всё последнее меня пугало. Уходит из жизни что-то. Словно приговор. Старайся, не старайся – не воротишь. Ведь это – последнее.
Как же я волновалась тогда! Сдала, домой пришла и в кровать завалилась. Проспала четырнадцать часов кряду. Не зря меня Соней прозвали. При рождении-то Софией нарекли. Но имя уж больно возвышенное, не пристало ко мне. Мудрость не нажила, да и умом не шибко блистала, а вот засоней была отменной.