Семь ночей с тобой - стр. 34
Я ведь даже касаться к члену не так чтобы привыкла, сегодня почти не делала этого. А уж брать в рот… Про анал вообще молчу. Помню, как бывшая одноклассница рассказывала, что это просто пытка, на которую пойдёт совсем не уважающая себя тряпка.
— Нет, — стараюсь спокойно ответить, поймав любопытный взгляд Мирона, нахально бегающий по моему лицу. — Но анальный…
Я даже не договариваю — не знаю, что тут сказать. И собственное дневное обещание себе не сдерживаться и выражать недовольство в сексе, говорить о своём дискомфорте; позорно отступает. Слишком уж не по себе говорить о таких вещах. Тем более, после того яркого фейерверка оргазмов.
И почему меня не покидает ощущение, что Мирон жадно считывает все мои реакции, наслаждаясь этим смятением?
— Я сам от него не в восторге. Но тебя хочу везде. И быть первым везде, — с лёгкостью сообщает он, как об обыденном факте.
А потом нависает надо мной и, вжав в постель, целует поочередно каждую щёку, лоб, а в конце губы. Словно глушит этим протесты. Собственнически так, будто скрепляет ещё и своё утверждение о желании быть первым везде. Более того, в таком поцелуе чуть ли не потребность быть единственным странным образом чувствуется, опустошая меня дотла.
— Это специфичные занятия, — только и умудряюсь выговорить, когда мои губы оставляют в покое.
— Всё зависит от того, с кем и как ты их разделяешь, — спокойно отметает мой аргумент Мирон. — Но как я и говорил, сегодняшняя ночь посвящена тебе. Поэтому расслабься и не думай ни о чём.
Легко ему говорить. Правда, я не успеваю ни выразить это вслух, ни даже возмущённо обдумать самой. Потому что очень скоро снова теряю реальность, потому что Вселенная опять сужается до размеров этой кровати. Потому что остаюсь лишь я и Мирон, вертящий мной, как хочет.
Наверное, я и не вспомню, сколько раз он меня доводит до безумия и в каких позах. Я просто содрогаюсь в оргазмах, кончая то от пальцев, то от языка, то от члена. Больше не стону, потому что охрипла, и только отдаюсь, принимая.
И представить себе не могла, что может быть настолько хорошо, настолько ошеломительно, особенно после вчерашнего. Не думала, что я, оказывается, одинаково люблю и когда медленно-нежно и даже властно-жёстко. Мирон успешно доказывал мне, что я могу по-всякому, что даже сама себя толком не знаю.
Как, впрочем, и его.
Именно эта оглушительная мысль становится последней, перед тем как я всё-таки ныряю в сон.
8. Глава 8
Ещё вчера днём мне было абсолютно всё равно, кто такой Мирон. Я даже не думала о нём, как о человеке. Лишь как об испытании, данном мне непонятно за что.