Семь дней в искусстве - стр. 13
– Его не обязательно любить, я его коллекционирую, – шутит он.
– И… вы сегодня назначили цену?
– Нет. Я прихожу сюда не покупать. Я прихожу вдохнуть аромат – почувствовать, какой запах идет из духовки, – я хочу оценить настрой публики. Это не имеет ничего общего с тем, на что я мог бы потратиться. Я потрачусь на что-нибудь незамеченное и недооцененное».
Тейгер гордится своей независимостью; для него в аукционах слишком много тенденциозности. Он приобрел Энди Уорхола на выставке в галерее «Стейбл» в 1963 году. «Знаете ли вы, сколько я заплатил за него? – спрашивает он. – Семьсот двадцать долларов! А знаете, когда МоМА[5] купил своего первого Уорхола? В восемьдесят втором!» Так с чего бы теперь он решил потратить 10 миллионов долларов на более слабого Уорхола? Это не вяжется с его имиджем человека, любящего рисковать. Он коллекционер иного рода.
Итак, кто же покупает на аукционах? Многие «серьезные» коллекционеры современного искусства покупают у первичных дилеров. Это гораздо дешевле, хотя быть впереди всех намного более рискованно. На вторичном рынке риск меньше, так как произведение уже прошло «проверку». Искусство бесценно, но страховка стоит очень дорого. В аукционах участвует лишь незначительный процент коллекционеров. «Они любят испытать это ощущение черты, которую нельзя переступить, – объясняет директор «Сотби». – Они очень заняты, а торги заставляют их действовать сообща. Им нравится открытый характер аукциона и уверенность, что в данный день в данном месте они заплатили рыночную цену».
Одна из причин приобретения на аукционе заключается в возможности избежать длительных переговоров с первичными дилерами: они заинтересованы в выстраивании карьеры своих художников и потому стремятся продавать только коллекционерам с хорошей репутацией. Чтобы приобрести картину известного художника, ежегодно выставляющего на продажу ограниченное число работ, нужно ждать в очереди – столь длинной, что многие желающие так никогда и не входят в круг посвященных, чтобы получить «предложение на покупку». Некоторые завсегдатаи аукционов жалуются на «полное отсутствие материала на рынке» и на «недемократичные» методы ведения дел первичными дилерами. «Честно говоря, – заявляет эксперт «Сотби», – я думаю, что листы ожидания неприличны. Аукцион избавляет от этих иерархических списков, и вы можете вдруг оказаться в самом начале очереди – надо лишь поднять руку последним».
В 18 часов 50 минут я поднимаюсь по лестнице в аукционный зал и присоединяюсь к представителям прессы, которые толпятся в небольшой части зала, отделенной красным шнуром. Пространство организовано так, что и без слов ясно: журналисты должны знать свое место. На аукционе «Сотби», посвященном произведениям старых мастеров, нам раздали огромные – просто оскорбительные – белые стикеры с надписью: «ПРЕССА». В иерархическом мире денег и силы репортеры явно находятся на самой низшей ступени. Как сказал один коллекционер о ком-то из журналистов, «сразу видно, что он зарабатывает немного. Он действительно не имеет доступа к важным людям, поэтому вынужден непрерывно печатать свои статьи. Что за радость слоняться вокруг большого стола, когда твое присутствие там нежелательно!»