Секундант одиннадцатого - стр. 17
Так что кейс Алекса Куншина замыленного отцовства и предназначения, чудом прошедший систему корпоративных фильтров, но все же демаскированный, в заявленной конфигурации следует свернуть. До тех пор, пока в «Liebherr» популярно не разъяснят, зачем технологическому гиганту понадобился престарелый, тяжело пьющий мелкий рантье ни в одной из сфер интересов компании прежде не замеченный, как и внесут ясность, кто стоит за этой разработкой и почему тот так истово и изобретательно отстаивает свое инкогнито.
На следующее утро Карлу в Израиль ушла депеша, предписывающая: Алекса в карантине пока придержать, не ограничивая, правда, общение с родственниками. Был выслан Центру и красный протокол, сформулированный со всей дотошностью знатоков сыска.
Между тем изначальную прореху кейса протоколом устранить не удалось. В нем не было и намека: кому на этом свете понадобился щелкопер-отшельник, чтобы спустить на его обработку полмиллиона евро и, как минимум, столько же, если Центр решит довести досье до ума? При этом в каждом абзаце протокола проскальзывала обреченность: дескать, разумнее отказаться от кейса, рискнув репутацией, нежели выуживать закадрового Манипулятора, блуждая в потемках. Суши весла – переучет шаблонов!
Ответ Центра поступил спустя двое суток и грешил скупостью смыслов: кейс вернуть диспетчерской службе компании, а бригаду Карла из Израиля отозвать. Кельнский филиал свою миссию завершил.
Между тем канцелярит оказался словно со вторым дном. Дитмар Роскопф из двух скупых предложений как-то вывел: Центру истинный заказчик разработки известен, но режим секретности по досье столь суров, что Манипулятор, страшась утечки, путал все звенья поисковой цепи, исключая ее верхушку. И его, Дитмара, инициатива – поставить проект на паузу, будто в интересах компании, оказался для Центра медвежьей услугой.
Тут Дитмар озадачился: собственно для чего понадобился весь маскарад? Ведь едва объект разработки, Алекс, услышал от Карла «русская проблематика», как вычленил серого кардинала начинания, надо полагать, Россию как уникальный социоэкономический феномен. То есть вся дымовая завеса у объекта одномоментно растворилась от одного единственного слова «русская». Скорее всего, не случайно, а от беспрецедентной мистификации всей процедуры, возымевшей обратный эффект. И у него, выходца из ССР, вышло с этой кашей-малашей конспирации, так или иначе, разобраться.
Из чего следовало: русские все еще во власти старых призраков – маниакальной подозрительности и склонности шифровать даже расписание уроков в средней школе. При этом Дитмар считал: как бы Алекс Куршин не кочевряжился, к ногтю его прижмут, рано или поздно. Ресурс действа таков.