Секреты, которые мы храним. Три женщины, изменившие судьбу «Доктора Живаго» - стр. 47
Рассказать вам о том, как эта женщина просыпалась с громким криком?
Нет, Анатолий, я не буду вам все это описывать. Наверняка эти подробности покажутся вам чрезмерно скучными, а я не хочу испытывать ваше терпение. Мне бы хотелось, чтобы вы продолжали читать это письмо.
Так что я начну с начала.
Из Москвы нас отправили в пересыльную тюрьму, надзирателями в котором были женщины. Условия жизни в лагере были чуть лучше тех, в которых я находилась во время нашего с вами общения. Камеры с цементным полом были чистыми и пахли аммиаком. У каждой заключенной в камере № 142 был свой матрас, а ночью надзиратели выключали свет, чтобы мы могли спокойно спать.
Но все это продолжалось недолго.
На следующую ночь после прибытия нас выгнали из камеры и посадили в теплушку, сообщив, что отправляют в Потьму. Теплушка была темной, и в ней пахло гнилым деревом. Для того чтобы конвоиры могли нас видеть, внутри вдоль всей теплушки шел коридор, отгороженный от той части вагона, в которой мы находились, железной решеткой. В арестантской части вагона стояло два металлических ведра – один в качестве туалета, а другой со щелочью, чтобы присыпать экскременты.
Я заняла самые верхние нары, легла и вытянула ноги. Сквозь малюсенькую щель в стене вагона я видела кусочек неба. Если бы этой щели не было, то я бы даже не знала, день сейчас или ночь, и не могла бы посчитать, сколько дней мы были в пути.
Однажды ночью поезд остановился. Здание рядом с платформой было больше похоже на хлев, чем на железнодорожную станцию. У поезда стояли конвоиры с огромными собаками. Раздался приказ выйти на платформу, но мы переглянулись и не торопились выходить. Один из охранников дернул какую-то женщину с рыжими волосами за руку и приказал всем выйти и построиться на платформе. Мы вышли из теплушки, не произнеся ни слова.
Цепочкой нас повели вперед по бездорожью. Я засунула руки в рукава пальто, чтобы они не мерзли.
Сначала мы шли друг за другом по снегу вдоль железнодорожных путей, которые вскоре закончились. Никто не спросил у конвоя, как долго нам идти, хотя мы думали только об этом. Два дня или два часа? Или две недели? Я старалась ставить ногу в след идущей впереди меня женщины и концентрировалась только на этом. Я старалась не думать том, что пальцы на руках и ногах начало покалывать от холода, а также о том, что текущие из носа сопли застывали на впадине над верхней губой – на том самом месте, которое Борис так любил трогать пальцем.
Все происходящее очень напоминало сцену из романа «Доктор Живаго».
Да, Анатолий, из той самой книги, которой вы так интересовались. У меня было ощущение, что Боря описал этот самый поход. Свет полной луны освещал покрытые снегом равнины, и следы заключенных блестели, словно серебро. Было инфернально красиво, и мне хотелось убежать в стоящий вокруг нас лес и бежать до тех пор, пока не кончатся силы или пока меня кто-нибудь не остановит. Мне кажется, что я была бы не против того, чтобы умереть в том месте, которое, как мне казалось, родилось в грезах Бори.