Секретарь - стр. 57
– Погодите.
Если Мёленбек знал, как я среагирую, значит, он хотел, чтобы я по другому относился к его словам, чтобы я научился…
– Это урок, – сказал Лёшка. – Наглядный урок лучше запоминается. Особенно, если он связан с обидой или виной.
– Хорошо, – сказал Мёленбек. – Ты прав. Это именно урок. Но секретарь не должен ограничиваться одной, пусть и самой вероятной версией. Говорящий с тобой человек может иметь не один, а несколько мотивов. От разных мотивов и дальнейшие его действия будут разными. Так что с тебя ещё один вывод. Мы ждём.
– Да бли… – Лёшка вовремя стиснул зубы. – Дайте подумать-то!
– Всё остынет, – сказал Штессан.
Лёшка опустил голову.
Ещё один вывод ему, блин, заметались мысли. Не престало, видите ли, блинкать. Перейти, что ли, на оладушки? Я на что обиделся? На то, что будто бы слепой. Что, типа, не вижу, что Штессан полы помыл. Приступ у меня чего-то там. А чего следить кроссовками по чистому-то? Кому после этого – тряпку в руки…
Лёшка замер.
– Так это намёк, что мне теперь ещё и полы мыть? – обречённо выдавил он.
– Хо! – воскликнул Штессан. – Парень соображает!
– Он именно этого и боялся, – сказал Мёленбек.
– Ага, – сказал Лёшка, – я теперь секретарь-поломой.
– Вот ты вянгэ, – улыбнулся Штессан. – Рано я тебя в сквиры записал. Кому ещё полы мыть, как не самому младшему и самому неопытному?
– Воспитываете…
– В какой-то мере, – приобнял Лёшку Мёленбек. – Знаешь, сколько я в свое время за уважаемым Гохолом Петернаком кристаллов перечистил? Думаю, не одну сотню. Он их коптит, а я чищу. Он коптит, а я снова чищу. Думаю так исподтишка: да закоптись ты совсем! – он басовито хохотнул. – Но с возрастом понял такую штуку, Алексей. Любые препятствия надо воспринимать как вызов твоим возможностям их преодолеть.
– И как мне преодолеть мытьё полов?
– Я, честно говоря, тоже не понял, – сказал Штессан.
– Оба дурни, – вздохнул Мёленбек.
Они незаметно перебрались в обеденную. На столе стояла все та же глубокая чаша с цветочным рисунком, накрытая полотенцем. Но теперь к ней прибавился длинный поднос с крышкой, из-под которой одуряюще пахло жареным мясом.
– Вот как у нас было, – ликурт Третьего кнафура снял полотенце с чаши, и Лёшкиным глазам предстала гора парящего, рассыпчатого, золотистого риса. – Младшие, пока толком ничего не умеют, занимаются хозяйственными работами. Во-первых, при деле. Во-вторых, освобождают панциров от всякой такой ерунды. В-третьих, учатся терпению и смирению характера. Правильно? Правильно.
Он ложкой набрал риса в тарелку.
– А если нападение? – спросил Лёшка, отодвигая стул, чтобы сесть.