Секрет русского камамбера - стр. 19
Старлей снимает фуражку и вытирает ладонью лицо.
– Ваши документики, – говорит он мне устало.
Это для порядка, так надо.
Я даю ему права, он смотрит и недоверчиво вскидывает на меня свои светлые глаза. Он хмурится и недоумевает.
Права мне предстоит менять через месяц, я получила их десять лет назад, а за десять лет сильно изменилась.
Теперь у меня совсем другое лицо.
Театр – юношеству
А если у них лазерные указки?
Я стою за кулисами. Уже начинаем. Сейчас погасят свет, пройдёт ещё секунд двадцать пять, тридцать, не больше, и Лена выйдет, вернее, войдёт в боковую зрительскую дверь, как с улицы, как будто случайно – шла вот мимо – остановится перед сценой, поправит волосы, начнёт говорить…
А если у них с собой лазерные указки или ещё что похуже?
Мы приехали со спектаклем в рамках проекта «Театр – юношеству». Чем-то пахнет… Почему так тихо в зале? Нет, что ли, никого? Директор клялся, что всё выкуплено. Чем это пахнет так, ёлки?..
Мало ли что на уме у здешнего юношества…
Я смотрю в зал.
Там старухи. У них удивлённые лица. Зал полон удивлённых старух.
Они подрисовывали брови, надев очки, и брови получились высоко. Старухи с изумлённо поднятыми бровями пришли смотреть спектакль в рамках проекта «Театр – юношеству». Вместо юношества. Его тут, похоже, вообще нет. А пахнет – шкафами, старой одеждой, они наряжались, вынимали одежду из шкафов.
Как нас примут старухи? Вдруг не поверят, скажут, что было не так, что они помнят. Нет, не помнят они. Те, что помнили, уже кончились, они были в моём детстве. Это другие. Поколение, даже два поколения старух, всю жизнь проживших без войны, но много читавших и видевших фильмы. Раньше, когда старухи были маленькими, за этим очень следили, называлось – «патриотическое воспитание».
Начинаем!
Гасят свет, короткая тишина, скрипит тяжёлая, старая боковая дверь, отодвигается портьера…
Лена угловата, и это очень здорово. Робея и комкая перчатки, она начинает говорить о давней, почти забытой войне, о далёком, белом от балканского солнца городе… Город удивлённо привыкает к бомбёжкам, чёрному рынку и карточкам, а в императорских оранжереях уже разворачивают госпиталь…
Лена смотрит в зал доверчиво и близоруко. Её старомодное пальто должно пахнуть дождём. Хотелось бы, чтобы пахло. Но здесь нет дождя, тепло, сухо, всюду опавшие листья, их не убирает никто. В городе нет дворников и юношества.
Старухи слушают молча. Когда спектакль кончается, они вежливо хлопают, встают и уходят, поддерживая друг друга. На некоторых бусы. В фойе люди в униформе раздают старухам гречку. «Граждане, посещавшие социальное мероприятие, быстро проходим в автобусы!» – зовут люди в униформе, и старухи с пачками гречки семенят к выходу.