Секрет покойника - стр. 64
– Александр был против избрания Евсевия.
– Получается, что, поскольку Александр мертв, Евсевий беспрепятственно становится верховным правителем церкви?
Евсевий закончил свою речь. Толпа устремляется внутрь, к святилищу, к получению таинства – те, кому это позволено.
Остальные потихоньку расходятся. Однако несколько человек задерживаются, заглядывая внутрь темной церкви, как собаки, собравшиеся у дверей кухни. В большинстве своем это молодые люди, опьяненные собственной силой. На отдалении от них – старик с растрепанными волосами. Подперев руками острый подбородок, он сидит на корточках на ступеньке колоннады, голодными глазами глядя внутрь церкви.
Есть в нем нечто притягательное. Я указываю на него Симеону.
– Ты знаешь, кто это?
Симеон опешил настолько, что дважды вертит головой, глядя сначала на меня, потом на старика. Он отказывается поверить, что я настолько невежествен.
– Да это же Астерий Софист!
Видя, как я реагирую на это имя, он кивает, обрадованный тем, что наконец-то нашел во мне единомышленника. Но это не так.
– Симмах сказал, что Астерий был вчера в библиотеке.
Астерий значится в моем списке.
– Я не видел его там.
– Симмах сказал, что Астерий христианин. Почему же он не заходит в церковь?
На лицо Симеона возвращается торжествующее выражение.
– Во время гонений его схватили. Гонители христианства предложили ему выбор: предать церковь или принести себя в жертву, приняв мученическую смерть за Христа.
– И он до сих пор жив.
Симеон сплюнул в пыль.
– Примерно с десяток христиан, пара семей, в которых были дети, прятались в пещере под его домом. Он выдал их императору Диоклетиану, по приказу которого их распяли. Поэтому его и прозвали Софистом – он готов сказать, что верит во что угодно. Ему запрещено входить в церковь.
– Но он все равно приходит сюда, – говорю я и вновь смотрю на Астерия. Глаза его прищурены, рот слегка приоткрыт. Тело напряжено, как будто терзаемое плотским желанием. – Как ты думаешь, знал ли он в годы гонений Симмаха? Или Александра?
– Спроси у него сам. Я в ту пору еще не родился.
Перехожу площадь и останавливаюсь перед стариком. Я нарочно загораживаю ему церковь. Он ждет, когда я отойду в сторону.
Я продолжаю стоять, и он вынужден поднять голову.
С высоты моего роста он кажется скрюченным карликом. Лицо у него серое, все в каких-то пятнах. Скрытые рукавами руки лежат на коленях. Я сажусь рядом с ним на ступеньку.
– Тебе должно быть очень трудно. Это все равно что смотреть на свою первую любовь, у которой муж и дети.
Старик молча продолжает смотреть на храм.