Счастливчик - стр. 4
Обе ноги и левую руку отняли в госпитале. Долго проходил курс реабилитации и привыкания к новому способу передвижения – на красивом, блестящем никелем кресле с маленьким электрическим моторчиком, включая пальцами рычажки на правом подлокотнике из мягкой кожи.
Чин чином доставили к матери, наградили обещанным орденом Красной Звезды за солдатский подвиг и… забыли. Да ладно только о нем, об Игоре, забыли. Наверное, в спешке забыли оставить ему то замечательное заграничное чудо с блестящими колесами. Теперь Игорь передвигался на тележке, что притащила соседка – тетка Марья, раньше отчаянно ругавшая соседского мальчишку за его проделки и проказы. Теперь же она, потихонечку причитавшая и плачущая, достала из глубин кладовки и притащила наследство, оставшееся от мужа, забулдыги и пьяницы, железнодорожника Степана, давно уже умершего, – деревянную тележку. Обучался Игорь ремнями пристегивать култышки ног и с помощью деревянного «утюжка» отталкиваться от ставшей вдруг близкой земли. Вся сложность была еще в том, что управляться нужно было одной рукой, перебрасывая руку то влево, то вправо, делая при этом одинаковой силы толчки, чтобы не юлить, не дергаться по асфальту, а ехать «прилично», ровно.
На два-три вечера приглашали в родную школу пионеры. Но Игорь, начиная рассказывать, за что получил орден, волновался, впадал в истерику и невменяемо кричал в торжественный зал, потрясая истертым «утюжком»:
– Вы… Вас… Долг, вашу мать…
И приглашения прекратились, тем более что в последний раз в школе Игорь запустил в портрет Горбачева «утюжком», прорвав его наискосок, чем вызвал неслыханный переполох в маленьком городке и скандал в райкоме своими словами, обращенными к очередному генсеку:
– Может быть, и ты меня туда не посылал?..
Металась почерневшая от горя мать, выручающая, забирающая сына из вытрезвителя:
– Невдалый, опять дел натворил…
– А чо! Я ветеран, заслужил!
Игорь опускался и спивался.
Тихо сидя на своей тележке, ждал в углу пивной, пока оставят на столах недопитые кружки, подкатывал ловко к столикам и сливал недопитки в одну. Бывало, какой жальчивый мужик наливал стакан портюхи, бывало, и водка перепадала. Насосавшись, вкривь и вкось, словом «неприлично», как он сам называл свою пьяную «походку», катился Игорь по тротуару и громким треснувшим голосом орал:
– На два отрезка разрезал жизнь мою холодной острой бритвой Гиндукуш…, – или еще чаще:
– Батальонная разведка, мы без дел скучаем редко,
Что ни день, то снова поиск, снова бо-о-о-о-й…
Его не трогали – калека. Лишь сочувственно смотрели вслед. Дома мать отстегивала его бесчувственное тело, легко поднимала укороченного своего ребенка и, плача, укачивала его на коленях, сидя на старой металлической кровати.