Счастье со вкусом полыни - стр. 29
Аксинья прикусила губу, лишь бы не сказать пакостное: «Да, хочу!» Но старуха и не стала дожидаться:
– Говорят, приворожила Степку Строганова, бабника известного. Не иначе наколдовала. – Старуха подмигнула ей, словно имела на то право.
– Нелепица сущая. – Аксинья с трудом сдержала улыбку. – Еремеевна, ты роженице не докучай.
– Да какая с меня докука, правда, Лукашенька? – приговаривала старуха.
– Ты мне расскажи что-нибудь интересное, отвлеки от боли и страха, – попросила Лукаша.
Аксинья с запоздалым сожалением подумала, что не смекнула, скудоумная, развеять страхи Лукерьи и десятков других рожениц затейливыми сказами. Не мастерица она в разговорах долгих да отстраненных. Заговоры, тайные снадобья, советы, указания – в них толк знает.
– В деревушке одной, немалой-невеликой, жил мужик. Да было у него три дочери, одна другой краше, – начала старуха рассказывать особым напевным голосом. – Собрался мужик на базар, спросил дочек любимых, что привезти. Старшая попросила платье шелковое, средняя – плат заморский, третья дочь, скромница, попросила веточку ореховую[30].
Аксинья пошла в дом за горячей водой да травами. А сама жалела – сказку пропустит. И ноги сами понесли в мыльню.
– Остановились сани возле крыльца, – продолжала сказ Еремеевна, Лукерья и стонать перестала, вся обратилась в слух. – И выходит оттуда жених в богатой одежде, тяжелой шубе.
– Как Голуба мой, – хихикнула Лукаша, и тут же оборвала смех, ухватившись за живот.
– Терпи, милая. Кланялись все богатому жениху, да скоро увидели, что в шубе той – гость лесной, медведь. «Кто веточку ореховую у отца в подарок просил?» – прорычал медведь. Старшая сестрица проговорила чуть дыша: «Не я», средняя молвила: «Я не просила», а младшая сестрица вышла, сказала смело: «Я просила». «Будешь женой моей. Ежели не поедешь со мною в лес, разорву тебя да не пожалею». Некуда было деваться красной девице, поехала она с медведем, отец с сестрами провожали ее словно на смерть.
– А-а-а-а, – закричала Лукаша и вцепилась в Аксинью. – Что-то со мною происходит. Что ж это?
– Рожаешь, милая, – погладила ее по голове Еремеевна.
Лукерью судьба берегла. Когда последние лучи солнца окрасили оконную слюду в розовые тона, на божий свет явился сын Пантелеймона Голубы, и крик возвестил, что бойкость нрава унаследовал он у отца.
Лукерья закрыла глаза, казалось, уснула. Аксинья обтирала младенца тряпицей, трепетно проверяла ручки-пальчики: все ли на месте, все ли ладно с сыном дорогого ей человека. Еремеевна охотно взяла на себя грязную работу: собрала кровавую ветошь и послед, вытерла бревенчатый пол – вела себя так, словно стала частью этого дома, а не гостьей.