Счастье – не пение жаворонка - стр. 21
Что же поделаешь, если над миром земным царствует текучка и суета сует, в которых теряется очень многое, порой, самое важное и дорогое.
Дед Рудых объяснил Амелии, что все данные, письма и прочее, всякое и разное, в старой папке находиться будут. В сундуке. Там же и в красной тряпке и деньги лежат. Тут, как он выразился, достаточно, чтобы и его по-человечески зарыть, и ей, внучке, на первое время хватит. Не жирно, пару лет скромненько просуществовать можно.
Девушка после таких вот откровений деда упала перед ним на колени, обняла его ноги. А он гладил её по голове. Боже мой, как жестоки бывают взрослые к детям, не понимая, не ведая, что творят. Но ведь и жизнь, она, зачастую – не малина. Поэтому и взрослеет подрастающее поколение очень рано. А порой и – черствеет. Но, в принципе, Амелия уже довольно взрослая, двадцатилетняя девушка.
Рано утром проснулась Амелия от жуткого холода. Обычно дед её, полуночник, всегда топил печь, и в доме хватало тепла. А сейчас уснул. Ей не хотелось вставать с постели, но деваться некуда. Надо. Не замерзать же. Пусть трудно преодолеть себя, ощущая даже под толстым ватным одеялом жуткий неуют. Да ведь и на работу ей надо собраться в тепле, по-человечески.
Она быстро и решительно встала, оделась в теплый трикотажный костюм. Её очень удивило и даже, в какой-то мере, забавляло то, что впервые в жизни дед не растопил под утро печь. Но Амелия не обижалась на него. Вот она сейчас немного приведёт себя в порядок и огонь в печи разожжёт – и в доме будет тепло и уютно.
– Ну, дед, – сказала тихо она, – ты у меня совсем разбаловался. В избе такая холодина, как на улице. Зима же, в конце концов!
Она прислушалась на мгновение. Тишина.
– Спит мой дедуля. Пусть отдохнёт. В жизни и так пахать ему много приходилось. Сейчас, Степан Акимович, одну секунду! Я хоть на ногах, но пока ещё, считай, сплю. Сейчас проснусь, как следует, и будет у нас с тобой в избе и тепло, и уютно.
Амелия включила в комнате свет. Её взгляд упал на стол, где лежали документы, бумаги и фотографии. Она всё аккуратно собрала в папку, завязала её тесёмочки. Потом отрыла дедовский сундук, и положила её на самый верх лежащей в нём одежды.
Потом она вышла на кухню, включила и там свет. Степан Акимович лежал на своём топчане на боку, укрытый одеялом с головой. Амелия громко сказала:
– Ты же потом, дедушка, будешь сам ругаться, если я сейчас тебя не разбужу. Так, что вставай! А я сейчас печку растоплю. Да ты же у меня самый настоящий сибиряк, никакого холода не боишься.
Она резко сдёрнула с него одеяло. Собиралась растормошить старика.