Савва Морозов: смерть во спасение - стр. 46
Куда дальше? К лошадям разве…
За балаганами было широкое пространство, огороженное канатами. Там совершалось великое московское таинство, называемое праздничным катаньем. Разумеется, на чужих лошадях Савва не катался, но почему бы не поглазеть? Уморительное зрелище! Медленным шагом тащатся вокруг Девичьего Поля, брызгая грязным снегом на седоков и зрителей, самые шикарные и нарядные сани, наполненные самыми шикарными московскими господами. Лошади под синими сетками. Морды рысаков в этой карусели упираются в затылки передних седоков, а сами седоки, хоть с передних, хоть с задних саней, невозмутимо созерцают широкие спины кучеров, заслоняющих от них Вселенную. Обряд меланхолического кружения в замкнутом кольце, в центре которого торчит конный жандарм, – то-то скульптура! Лица глупые, в глазах скука…
И вдруг на этом грязном, истоптанном снегу летнее, рыжекудрое солнце просияло!
Савва протер глаза: не может быть! Агнесса: ее-то сюда зачем занесло?
Зимняя шапочка скинута, волосы пушатся на ветру, и он тут-то и заметил: все глазеют не на лошадей, а на нее. Надо было прекращать это зрелище.
Не обращая внимания на свирепый взгляд человекоподобной полицейской статуи, он подскочил к саням и на бегу подхватил Агнессу на руки.
– Ах! – мило вскрикнула она.
– Ахти его! – зароптала толпа, лишенная такого зрелища.
Казалось, разорвут от зависти. Но купеческий вид похитителя и его дорогущей распахнутой шубы разодрали человеческий круг надвое. Он уносил добычу, назло зевакам целуя на ходу. Агнесса не отбивалась, только и спрашивала:
– Савва… Савва… Что ты делаешь?
– Целую, – вполне резонно отвечал он, все-таки ускоряя шаг.
Тут много всякого народу шаталось. Несмотря на его самоуверенность, могли и взашей дать. Опустил он добычу на свои ножки-сапожки лишь за кругом Девичьего Поля. Как раз и лихач подлетел.
– Куда изволите, господа веселые?
– А куда ни шло! – Савва усадил Агнессу справа и сам с левой ноги вспрыгнул: – К тебе?
– Не торопись, Саввушка, – улыбнулась. – Пока что в Дворянское собрание. Забыл?
Не забыл он, а просто всерьез не воспринимал все эти благотворительные затеи. Да и нечто вроде ревности шевельнулось. Там ведь главным будет Пашка Хохлов – последний из воздыхателей, с которым приходилось считаться. Агнесса его не отвергала, но Пашка, отдавая сердце, руку-то не предлагал. Но что поделаешь – каприз!
Лихач на полном развороте чуть не вышиб дубовые двери Благородного собрания. Знал, как выжимать деньгу из купчиков.
– Лихо! – похвалил Савва, с лихвой и расплачиваясь.
– Тише не ездим, – с достоинством ответил кучер, с которого хоть былинного богатыря пиши. – Будь здрав, Савва Тимофеевич.