Саттри - стр. 41
Этот человек пьян, проговорил Уилсон.
Где-то дальше по столу кто-то пробормотал: Бля буду, – и по столовке пронеслась рябь смешочков. Уилсон зыркнул. Так, ладно, сказал он. Хватит. Ты. Встать.
Хэррогейт отложил ложку, еще раз схватился за стол и встал. Но поскольку лавка не отодвигалась от стола, он остался в чем-то вроде полуприседа, наконец потерял равновесие и снова сел. Теперь, сидя, повернулся и попробовал перебросить ногу через лавку, подняв ее за отворот штанины, а одним локтем упершись в свою тарелку с едой.
Лязг и скрежет ложек стихли совсем. Единственным звуком во всей столовке был Хэррогейт, старавшийся высвободиться из-за стола. Уилсон стоял над ним, как знахарь над паралитиком. Пока он и впрямь не поднялся раскорякой над лавкой и с рукава его не закапала кукуруза под белым соусом. Ик, сказал он.
Что? с угрозой произнес Уилсон.
Сельский мыш закрыл глаза, рыгнул, снова их открыл. Тошно, сказал он. Он пытался поднять другую ногу. Сиделец рядом посмотрел на него снизу вверх и откинулся подальше. Хэррогейта мотнуло, шея его как-то цыпляче дернулась, и он облевал Уилсону ботинки.
Сидельцы по обе стороны от Хэррогейта повскакивали. Возникла колотушка Уилсона. Он смотрел на ботинки. Он не верил своим глазам. На Хэррогейте нарисовался ужас. Он ухватился за стол, ошалело озираясь, зоб ему раздуло. Заметил свою тарелку. Наклонился к ней. Наблевал на стол.
Мерзкий гаденыш, заверещал Уилсон. Он мелко дергал ботинками, стараясь стряхнуть с них блевотину. Сидельцы напротив Хэррогейта встали из-за стола и наблюдали за сельским мышем с благоговейным страхом. Хэррогейт посмотрел на них слезящимися глазами и выдавил самомалейшую чернозубую ухмылку, а потом его стошнило опять.
Его не видели десять дней. Затем однажды утром, когда все тянулись через кухню со своими тарелками, вот он, застенчиво ухмыляется, черпаком вываливает подливу им на хлебцы. За спиной у него, в пару на бидоне с сигаретой во рту сидел Рыжий Кэллахэн. Где Слассер, никто не спрашивал.
Тем вечером, когда вошли с работ, он, должно быть, принимал душ в кухонной камере, потому что, когда они топали мимо к собственному жилью, молча по двое, дыша холодом, который принесли с собой, Хэррогейт вдруг возник голый у решетки, лицо худое, руки цепляются, словно освежеванная паукообразная обезьяна.
Сат, тихо позвал он. Эй, Сат.
Саттри услышал свое имя. Поравнявшись с самым мелким сидельцем, он вышел из строя. Когда же призрачный тошнила нанесет свой следующий удар, произнес он. Какого хера это ты тут делаешь с голой жопой?