Саттри - стр. 38
Когда его подняли, он был вял, изо рта и ушей текла кровь, а лицо его как будто виделось сквозь дрянное стекло. Лейтал поднялся с пола, и Блэкбёрн показал на него дубинкой и произнес: Ты. Возьми этого. Кэллахэн, сукин ты сын. Поддержи с другой стороны.
Я ничего не делал, сказал Лейтал, неуверенно выступая вперед.
Кэллахэн уже подвесил одну руку Слассера себе на загривок и держал его стоймя. С собственного рта он веснушчатым кулаком стер тонкую струйку крови, повернулся и обратил к сидельцам тугую гримасу идиотского торжества, которая запустила по ним всем такую чуму ухмылок, что другой охранник повернулся от двери. Ты что за чертовню творишь, Кэллахэн?
Этого человека просто вот подпираю. Вы куда его хотите?
Они последовали за охраной прочь из камеры, и Блэкбёрн захлопнул калитку и запер ее, и они прошли по коридору и вниз по лестнице, кайло Слассера тащилось за ними, пока другой охранник не отстал и не поднял его, и так они шли дальше, таща Слассера к ящику, нога на весу, словно раненого конькобежца.
Охранник потом вернулся с Лейталом и Кэллахэном, и, когда отпер дверь, Кэллахэн в нее двинулся.
Погодь-ка, Кэллахэн, сказал охранник.
Кэллахэн погодил.
Охранник захлопнул дверь за Лейталом и запер ее, а потом поманил Кэллахэна дальше по коридору. Сидельцы слышали, как он возмущается. Геенна клятая, да за что? Я ж ничего, к черту, не сделал. Геенна клятая.
Саттри вернулся к своим нарам, кончиками пальцев трогая распухшее ухо. Хэррогейт все еще ежился у себя на верхней шконке с ложкой в руке.
Куда они пошли с мистером Кэллахэном? спросил он.
К яме. Блэкбёрн раскусил его херню.
Сколько его там будут держать?
Не знаю. Может, неделю.
Черт бы драл, сказал Хэррогейт. Мы точно говнища разворошили, правда?
Саттри посмотрел снизу на него. Джин, сказал он.
Чего.
Ничего. Просто Джин.
Ага. Ну…
Ты б лучше надеялся, что Слассера в ящике и оставят.
А с вами как?
Мне он уже двинул.
Что ж. Если только мистера Кэллахэна они выпустят раньше, чем его.
Саттри посмотрел на него. Симпатии он не вызывал. Этот аденоидный лептосом нахохлился на шконке над его постелью, как ссохшаяся птичка, бритвенные лопатки торчат под тонкой тканью полосатой рубашки. Пронырливый, с крысячьей мордочкой, осужденный извращенец со склонностью к ботанике. Кому больше не поздоровится, когда вновь окажется в мире. Можно пари держать. Но что-то в нем было такое прозрачное, что-то уязвимое. Когда он глянул на Саттри в ответ со своей чуть ли не безмозглой невозмутимостью, нагое лицо его внезапно отняла тьма.
Кто-то из сидельцев выкрикнул жалобу. Охранник в коридоре велел заткнуться.