[7]Мецского.) (Вообразите, что надо сражаться с фризами, алеманнами, баварцами да
еще и маврами.) (Внук Плектруды.) В общем, старушка была дичайшей давалкой из вообразимых. Как мне вдаваться в такие туалетные подробности. Я от нее в какой-то момент прям щеками заалел. Надо было ей сказать, чтоб башку в
«poizette» засунула, но разумеется (так по-старофранцузски туалет) она была неописуемо восхитительна. Я с нею познакомился в гангстерском неурочном баре на Монпарнасе, пока гангстеров вокруг не было. Она меня покорила. Кроме того, она хочет за меня замуж, естественно, раз я великолепный даровитый сопостельник и приятный парень. Я ей дал $120 сыну на образование, либо на какую-то новостарую местечковую обувку. Мой бюджет она только так подорвала. Денег у меня еще хватало продержаться следующий день и купить
«Livres des Snobs»[8] Уильяма Мейкписа Тэкери на
Gare St-Lazare[9]. Вопрос не в деньгах, а в душах, что хорошенько увеселяются. В старой церкви Сен-Жермен-де-Пре в тот следующий день я видел нескольких Парижских Француженок – они практически рыдали, молясь под старой кровозапятнанной и дождезамутненной стеной. Я сказал
«Ах ха, le femmes de Paris»
[10] и узрел величие Парижа в том, что он может оплакивать недомыслия Революции и в то же время радоваться, что они избавились от всей этой долгоносой знати, коей я потомок (Принцев Бретани).
Шатобриан был поразительный писатель, которому хотелось ранних старых любовных романов высшего порядка, нежели тот, что ему предписывал Орден в 1790 году во Франции – он желал чего-то из средневековой vignette[11], чтоб какая-нибудь молодая деваха подошла на улице и посмотрела ему прямо в глаза, с лентами и бабушкиным шитьем, и той же ночью дом бы сгорел. Мы с моей Пипиной поимели свой междусобойчик для поправки здоровья в тот или иной миг моего очень спокойного пьянства, и я был удовлетворен, а на следующий день видеть ее больше не хотел, потому что ей подавай еще денег. Сказала, что прогуляет меня по городу. Я ей сообщил, что она мне должна еще несколько сдельщин, раундов, капелек и чуточек.
«Mais oui»[12].
Но я позволил этруску отпудрить ее по телефону.
Этруск был педерастом. К коим у меня нет интереса, но $120 – это как-то чересчур. Этруск сказал, что он Горный Итальянец. Мне наплевать и неведомо, педераст он или нет, вообще-то, и не стоило так говорить, но парнишка он ничего. После чего я вышел наружу и напился. Мне предстояло встретить кое-кого из самых хорошеньких женщин на свете, но с делами постельными покончено, потому что нажирался я достоподлинно в жвак.
