Размер шрифта
-
+

Сатори в Париже. Тристесса (сборник) - стр. 3

, они же кантаты, от которых у Генделя слюнки текут, как вдруг мимо проходит женщина с детишками и мужем и кладет двадцать сантимов (4¢) в мою бедную измученную непонятую шляпу (которую я держал кверх тормашками от благоговения), поучить их caritas, оно же милости с любовью, что я принял, дабы не смущать ее учительских инстинктов, либо детишек, а мама моя дома во Флориде сказала: «Чего ж тогда ты не положил эти двадцать сантимов в ящик для бедных», о чем я забыл. Недостаточно, чтобы о них призадуматься, а кроме того, первым делом, оказавшись в Париже, после того, как вымылся в своем гостиничном номере (с большой круглой стеной внутри, за нею колодец трубы, наверное), я дал франк (20¢) французской нищенке прыщавой, говорившей «Un franc pour la Française» (Франк француженке), а потом еще дал франк нищему дядьке в Сен-Жермен, коему потом заорал: «Vieux voyou!» (Старый хулиган!), а он рассмеялся и говорит: «Что? Хули-ган?» Я говорю «Да, ты старого французского канадца не проведешь» и сегодня интересно вот, обиделся ли он, потому что на самом деле я хотел сказать «Guenigiou» (старьевщик), а вылетело «voyou».

Guenigiou и есть.

(Старьевщик надо писать «guenillou», но не так оно выходит на 300-летнем французском, который сохранился нетронутым в Квебеке, и его по-прежнему понимают на улицах Парижа, не говоря уж о сеновалах Севера.)

Там по ступенькам этой великолепной огромной церкви La Madeleine[6] спускался величавый старый бродяга в полной бурой мантии и с седой бородой, не грек и не патриарх, просто, быть может, какой-нибудь старый член Сирийской Церкви; либо так, либо сюрреалист оттягивается смеху ради? Не-е.

4

Первое поперву.

Алтарь в церкви Мадлен – великанский мраморный скульпт ее (Марии Магдалины), громадный, как городской квартал, и окружен ангелами и архангелами. Руки она простирает в жесте Микелангелическом. У ангелов каплют здоровенные крылья. Все это длиной в целый городской квартал. Долгое узкое здание церкви, как мало что странное. Никаких шпилей, никакой готики, но, наверное, в стиле греческих храмов. (Вы чего на свете ради ожидали бы, или же ожидали, что я попрусь смотреть на Эйфелеву башню, сделанную из стальных ребер Баки Бакмастера и озона? Ну тощища же тащиться в лифте и хандрить оттого, что забрался на четверть мили в воздух, а? Я уже так проделывал с «Хэшпайр-стейт-билдинг» ночью в тумане с моим редактором.)

Такси привезло меня в гостиницу, которая была швейцарским пансионом, наверное, но ночной портье оказался этруском (то же самое), а горничная на меня взъелась, потому что дверь и чемодан свои я держал на замке. Дама, управлявшая гостиницей, была недовольна, когда я ознаменовал свой первый вечер диким сексбалом с женщиной моих лет (сорока трех). Ее настоящего имени я сообщить не могу, но это одно из старейших имен во французской истории, гораздо раньше Карла Великого, а он был Пипин. (Князь Франков.) (Происхожденьем от Арнульфа,

Страница 3