Саша слышит самолёты. Премия имени Н. В. Гоголя - стр. 29

– Все старики одиноки, дочка. Даже те, у кого десять детей и двадцать внуков. Всё едино одиноки. Они уже на берегу, от которого баржа отплывает. Машут-машут, перекликаются. А как скроется баржа из виду, так и станут они этим берегом.

– Грустно… – Сашенька почувствовала в словах деда горечь.

– Обычно. Да и ничего грустного. Хорошее время, чтобы понять про жизнь. Раньше не успеваешь, всё куда-то торопишься. А тут, на берегу, вроде и смешно торопиться. Вот я, – дед хмыкнул, – вроде старею, а слышать больше стал. Раньше звуки не замечал, раньше они фоном для меня были, а теперь смыслом, частью времени, которое вокруг. Вот ты что сейчас слышишь?

Сашенька подняла голову с колен.

– Как дрова в печке трещат. В сковородке шкварчит. Чайник закипает.

– Прекрасно. Это у тебя перед носом. А дальше, ну, чуть дальше?

– Часы где-то тикают. Я их не вижу, но они где-то в комнате тикают.

– Молодец! А дальше?

– Собака на улице лает. И вроде давно лает. Птица какая-то кричит. Вон электричка подъехала. Остановилась. Сейчас двери зашипят. Кажется, слышу, как двери шипят.

– А ещё дальше? У тебя получается, – дед потёр от удовольствия руки.

– Голоса какие-то. Дети, наверное, но не разобрать, что кричат. Машина едет. Музыка играет. Поёт кто-то. Или нет. Просто музыка. Гудит что-то. Далеко гудит. Самолёт? Но это мне уже, видать, чудится, – Сашенька рассмеялась.

– Может быть, что чудится, а может быть, что нет. Вон, посмотри! – дед кивнул на окно.

Там наверху, над верхушками сосен сверкал на солнце торопливый крестик далёкого самолёта. Он перемещался от левого края рамы к правому, где кусочек отбитого стекла был приклеен скотчем, а угол законопачен ватой.

– Ты ведь могла его не услышать, не узнать о нём, а услышала. Потому что жизнь требует внимания, а не скорости. Это как еда: чтобы наесться, не надо глотать и глотать новые куски, так и подавиться недолго. Надо пережёвывать тщательнее.

– Здорово! – Сашенька зачем-то потерла мочки ушей. – Очень хорошо, что я вас встретила. Мне сейчас вот такого разговора и не хватало. О чем-то, что для многих пустяк и неважно, а на самом деле это и есть важное. Спасибо вам, Александр Иванович.

Они сидели до сумерек. Дед, изголодавшийся по общению, рассказывал про свою молодость, про Джезказган, про сыновей, про товарищей, которых «много на берегу». Он трижды ставил чайник. И чайник уютно сипел, подрагивая крышкой. Так, как умеют только старые чайники, с ржавчиной на боку, извёсткой в носике и ручкой, замотанной синей изолентой.

Однажды папа отвёз их с мамой под Серпухов на Оку, на какую-то турбазу, что примостилась на высоком берегу широкой воды. Они приехали на электричке пыльным понедельничьим утром и долго ходили из одного магазина в другой, покупая продукты на целую неделю. Папа уверял, что на турбазе есть столовая и можно питаться, но мама хотела подстраховаться. В каждом магазине приходилось выстаивать очередь, нужной снеди не оказалось, и они купили каких-то консервов, каких-то не очень свежих овощей, набив всем этим специально приготовленный синий рюкзак. Потом они долго не могли найти остановку автобуса, который должен был отвезти их на турбазу, папа шёл с рюкзаком за спиной, с двумя полными сумками в руках. Там лежала их одежда, книги, Сашенькины игрушки. Когда папа снял рюкзак, то его клетчатая голубая ковбойская рубашка оказалась мокрой на спине. После они бесконечно долго ждали этот проклятый автобус. Папа нервничал, ветер теребил его мокрую рубаху, мама успокаивающе поглаживала папу по руке, а Сашенька то и дело подскакивала на месте, когда очередная жёлтая кабина с запылёнными стеклами показывалась из-за поворота. Но опять это оказывался не их номер. К ним несколько раз подходили таксисты, вертя ключи на цепочке, предлагали отвезти, и папа разговаривал с ними, словно не видя их, отворачиваясь в сторону. Но вот он не выдержал и через полтора часа напрасных ожиданий сдался. Таксист с победным выражением лица (Сашенька может поклясться, что запомнила его!) укладывал их вещи в багажник. Он был широкий, загорелый, ростом ниже отца, но чувствовалась в нём наглая уверенная сила. Он подхватил одной рукой синий рюкзак и швырнул его внутрь багажника. И банки с консервами отозвались глухим стуком.