Сармат. Тайна печали - стр. 14

Мама заплакала... я даже представить себе не могла, сколько боли она хранила внутри себя все эти годы, но вместе с тем и не понимала ее, ибо была совершенно другого мнения о произошедшем.

— Муслим вылетел из квартиры, и больше я его никогда не видела. Узнала лишь от ребят, что на следующий день он улетел в Мардин. Через месяц я поняла, что беременна тобой, — мне не хотелось верить в подобный финал этой истории, но он был именно таким: ужасным и до жути болезненным.

— Почему ты не поехала за любимым позже? Не настояла на нашем знакомстве? Почему хранила это в себе больше двадцати лет? И ты каждый раз молчала, когда я поливала отца грязью, хотя на самом деле он не один был виноват в таком исходе. И ты обо всем молчала… Ведь знала, как я его ненавижу, потому что я всю жизнь полагала, что отец просто испугался ответственности за твою беременность и сбежал. Мам, почему?!

Меня разрывала боль из-за несправедливости этой истории, от тайны, что оказалось настолько печальной и оставила шрамы на сердце трех людей: отца, мамы и меня.

— Я... струсила, — растерянно ответила она, усмехаясь над самой собой. — Я каждый раз хотела... да я и не убеждала тебя в том, что отец плохой, письмо не прятала...

— Мам, ты прекрасно знала, что я заблуждалась в отношении него, но продолжала молчать, — пыталась я донести неприятную истину до родного человека.

Я до безумия люблю свою маму, она самый родной и близкий для меня человек, но именно сейчас мне впервые ее не понять. Я была другой, по-видимому, в отца, но точно бы не струсила, не позволила бы порочить имя любимого человека, зная, что он не виноват. Ведь мама, бабушка и дедушка прекрасно понимали, что я жила с одной мыслью: отец — предатель. Но он не предатель. Вспыльчивый ревнивец — да, но в нем говорили другие чувства — обида, собственнические инстинкты, но точно не трусость.

— Я понимаю — ты была юна, чужие традиции, страхи, родители против, но... ты ведь всю жизнь страдаешь, всю жизнь ты его любила. Неужели не было желания, ни одного-единственного шанса поехать и все исправить? Поговорить с отцом? Как так, мам? Всю жизнь! Вы оба страдали всю жизнь и не заметили, как меня втянули в это.

Я слишком давила, но сдержать собственное негодование попросту не могла — не принимала эту ситуацию.

— Софа, ты не понимаешь — я тонула в этих чувствах, боялась потерять себя — на кону было все, цена слишком высока… и неизвестность, что пугала меня.

— Мам... у тебя была вся жизнь, чтобы поехать и посмотреть своими глазами, но Турцию мы всегда с тобой обходили стороной.