Самозванка - стр. 30
Из-за чужого недопонимания и насмешек я перестала кому-либо рассказывать о себе. Но иногда осматривалась вокруг «новым» зрением.
Поначалу не находила ничего светящегося, кроме моего дерева и ограждения королевского парка. Но потом в одно из очередных посещений виконта ал Грахиаша рассмотрела в нём светящуюся паутину. Но, помня про реакцию окружающих, на этот раз не стала ему докучать своими странностями.
К слову, у окружающих никаких паутинок не просматривалось. Может, магия так светится? Эх, на Крытиса посмотреть бы.
А потом я «посмотрела» на Аришшу.
Аришша тоже светилась, но неправильно. Если у проверяющего паутина была цельной, напоминая крепко сплетённую сетку, то у Ришши эта паутина была хорошо подрана. Можно сказать, в ошмётки. Что-то мне подсказывало, что такое её состояние не совсем правильно.
Хотя… что я сама-то знаю? Я даже не ведаю, правильно ли то, что вижу этот свет. Может, правы как раз те, что смеются надо мной. И чтобы не расстраивать подругу, я не стала ей рассказывать про разодранную паутинку.
Но вот ещё одна странность. Когда дерево опускало свои ветки на Аришшины плечи, волшебный свет буквально стекал с листьев ей на голову и спину. И обрывки паутины внутри девушки разгорались и начинали тянуться друг к другу концами. Даже в паре мест срослись. Вроде всего ничего, а у Ришши будто тугая пружина внутри чуть ослабла.
На мои расспросы Аришша лишь пожимала плечами и отвечала, что просто здоровалась с деревом и ощущала только ласковое тепло.
В какой-то момент я решила, что моей волшебной подруге следует дать имя. Как-то неловко называть живое существо деревом. И дерево, и белка горячо согласились со мной и с энтузиазмом включились в игру «выбери имя дереву». И, похоже, я их разочаровала.
Ни одно из предложенных имён паре волшебных существ не нравилось. Вот привереды!
Я проговаривала имена, иногда комментируя:
– Кузара – хорошее имя. И девчонка с эти именем красивая. Вредная, правда…
Дереву не нравилось, оно возмущённо шелестело и в порыве запальчивости иногда довольно ощутимо дёргало ветками. Белка выражала эмоции активнее. Негодующе цокала, нервно металась вокруг меня и как заведённая прыгала по веткам. Ну, на то она и белка, чтобы прыгать.
И чего им не нравилось? Я ведь перечислила имена всех наших приютских девчонок и женщин, работающих у нас. И ещё малую толику других, которые мне приходилось слышать. Даже Корряву Счастливую Блудницу припомнила. На имени блудницы белка зашлась в особо негодующем цоканье, а дерево так дёрнуло веткой, на которой я сидела, что невольно сбросило меня. Правда, тут же подхватило, не дав шлёпнуться на землю.