Сами о себе. На рубеже тысячелетий - стр. 41
А. Стреляный
Жить на зависть людям – это для многих высшее и незаменимое удовольствие. Над этим смеются самодостаточные натуры. Женщина, что зарабатывает на несколько дорогущих сумочек в месяц, почему она до сих пор не купила себе ни одной и никогда не купит, а ходит и будет спокойно ходить с копеечным рюкзачком? Потому что она знает, сколько зарабатывает. И этого ей достаточно, чтобы чувствовать себя хорошо. Ей до лампочки, что о ней с её рюкзачком скажут окружающие. Есть и другие – те, что каждой ниткой на себе желают подчеркнуть свою крутость. Богатые дешевки, Бог им судья.
А. Стреляный
…Зомбоящику верят потому, что очень плохо знают обо всем на свете, ничем как следует не интересуются, чистый лист бумаги, поэтому так легко и ложится на него всё, что несется из зомбоящика. Чуть ли не природный неинтерес к миру, а значит и повальная неосведомленность. Отсюда и доверчивость, готовность проглотить всё, что кидают им в рот, предварительно разжевав на кремлевской кухне. Люди обыкновенные, одна беда: ничего не хотят знать, ничего не хотят узнавать сознательно, с приложением каких-то усилий, довольствуясь тем, что залетает в уши случайно. Иждивенцы. Подавай им жизнь на всём готовом, пусть нищая, лишь бы на всём готовом, в том числе – на готовой умственной пище. Лодыри.
А. Стреляный
Идеология у нас есть – это идеология шовинизма.
Империя не исчезла, просто уменьшилась территория, а страна осталась имперской. Нам внушали, что мы самые великие, а тут более великие объявились: США. Знаете, как нам обидно!
А. Стреляный
«На Западе правила одни для всех, – пишет господин Кармоди, – а в России есть группы населения, которым можно нарушать любые правила: стоять под стрелой, переходить улицу на красный свет, заплывать за буйки, принимать допинг. И к этим группам в понимании каждого отдельно взятого человека относятся все, кому этот человек как-то сочувствует. Для них правила не писаны, они писаны только для остальных, чужих и никому не симпатичных. Которых при ближайшем рассмотрении почти не остаётся». Господин Кармоди хочет сказать то, что все знают, но как бы и не знают. У каждого человека в стране есть кто-то, кто считает, что ему, этому человеку, можно то, чего нельзя остальным. Если чуток вдуматься, то это так печально, что не хочется об этом думать. Кругом беззаконие. Все от него стонут, и всех оно устраивает, когда доходит до дела, а до дела доходит каждый день, каждый час. Все хотят, чтобы с этим было как-нибудь покончено, и никто не хочет начать с себя. Всем ясно, что это не может длиться вечно, и все живут так, будто знают, что это будет длиться вечно. Такое общественное устройство и такое всенародное настроение по-своему очень интересно, но почему-то очень мало людей, вплотную занятых изучением того, как это всё работает. Ведь работает же! Один пишет, что его охватывает отчаяние – отчаяние исследователя, который упёрся во что-то, чего он не может понять, а понять крайне важно, чтобы двигаться дальше, чтобы понять, к чему всё закручено и к чему движется.