Самая страшная книга 2020 - стр. 23

А еще он светился. Тюрина не врала. Голубоватое сияние источала его кожа, его складки, прыщи и гнойники.

«Фосфоресцирующее вещество», – подумала Алла, теснясь к бочкам. Это была последняя рациональная мысль.

Волков, проигнорировав журналистку, дохромал до матери. Потребовалась минута, чтобы он присел на корточки, сопя и отдуваясь.

«Беги!» – призывал мозг, но мышцы отказались подчиняться. Алла глядела, как руки Соломона трогают мать. Кисти пометили шрамы, следы железнодорожных костылей. Они пульсировали, словно под рубцеватой кожей извивались крупные насекомые.

Соломон заскулил. В дыму, в сладко пахнущей мгле, он мерцал, как луна над ядовитыми таежными болотами. Свет стекал по предплечьям и уходил в Волкову, насыщая мертвую плоть. Мертвую ли?

Волкова открыла глаза и села рывком.

Алла ахнула.

Соломон улыбался матери – и столько нежности было в его улыбке, что сердце Аллы защемило. Как само счастье, как новорожденная дочь – такой была улыбка Соломона. Таким было чудо, воскрешающее любимых, изгоняющее смерть.

«Я есмь воскресение и жизнь, – сказал Иисус сестре Лазаря в Вифании. – И всякий, верующий в Меня, не умрет вовек».

Евангельские стихи вынырнули из памяти. Они были там всегда, погребенные под грудой будничного хлама.

«Веришь ли ты сему?»

Волкова обхватила пальцами кочергу и извлекла из сердца. Бросила кусок окровавленного железа к ногам Аллы.

– Вот твоя вера, девочка, – сказала она.

Катерина Тюрина пришла домой под утро. Горячую воду отключили, сын вскипятил чайник и поливал окаменевшую мать, мочалкой тер ее тело. Розовые ручейки струились по коже. Тюрина зажмуривалась и слышала хруст ломаемых пальцев и рев пылесоса, но за этой какофонией звучали другие, утешающие песни: ангельский хор, хлопанье легких крыльев. Вчера ей приснилась Мария, сказала, что делать, и она сделала, как надо. Мир стал чище, пение ангелов – громче.

Ибо хулящих Божий промысел ждут ад и адские муки.

В химчистке найдут бывшего журналиста Карпова, его пальцы размозжили молотком, а глотку закупорили шлангом промышленного пылесоса.

Пойте, ангелы, пойте.

И ангелы пели в буране. Ветер таранил новостройки. Тьма ползла из тайги.

Гнездов, усталый, но удовлетворенный, рухнул, не разуваясь, на диван. На ботинки налипли комья кладбищенской земли. Сегодня он здорово поработал, совершил доброе деяние, пусть и за деньги. Он заслужил десерт. Усмехаясь, Гнездов разжал зубы, выпустил жгут, обронил шприц. Жар растекался по венам. За отодвинутыми шкафами кто-то скребся и причитал. Гнездов погрузился в свой последний сон, медленно перетекший в смерть.