Сахарный Кремль - стр. 22

Но Иван уже с ревом заносил свой молот.

– Не-е-е-е-ет… – захрипел Смирнов.

Молот со свистом описал дугу и замер в сантиметре от головы подследственного.

– Называй, гад! – зашипел следователь, хватая Смирнова за ухо. – Живо!

– Руденский… Попов… Хохловы… Бо… Бойко… – зашевелил губами подследственный.

– Мало, мало!

Молотобоец снова заревел, размахиваясь. Молот описал круг и снова замер над оцепеневшим подследственным.

– Называй! Называй! – следователь тянул Смирнова за ухо.

– Горбачевский… Кло… Клопин… Монаховы… Бронштейн… Голь… Гольдштейны…

– Называй! Называй!

– Бы… Быков… Янко… Николаевы… Те… Теслеры… Павлова… Горская… Рохлин… Пин-хасов… Дю… Дюкова… Валериус… Бобринская… Сумароков… Клопин… Бронштейн… Гольдштейн.

– Этих ты уже называл. Хватит.

Следователь отпустил ухо подследственного, облегченно вздохнул, вернулся к столу, сел, закурил. Сигаретный дым поплыл сквозь замершего с молотом Ивана.

– Спасибо, Ваня, – подмигнул следователь.

– Рад стараться! – улыбнулся Иван и исчез.

Смирнов сидел в той же нелепой позе, согнувшись и запрокинув голову. Севастьянов пощелкал клавишами, названные фамилии влипли в дело, засветились оранжевым.

– Ну, вот, хоть что-то… – следователь приводил в порядок дело.

Он докурил, взял из «несмеяны» инъектор, вставил ампулу, подошел к подследственному и сделал ему инъекцию в шею. Тело Смирнова расслабилось, голова упала на колени. Пока Севастьянов курил, подследственный приходил в себя.

– Ну, вот, ну, вот… – пощелкивал клавишами Севастьянов. – Все, как говорится, в печке.

Подследственный поднял голову:

– Пить… дайте.

– Дам, – кивнул Севастьянов, нажал кнопку.

Вошел конвоир.

– Принесите подследственному воды. Конвоир принес пластиковую бутылку с родниковой водой «Алтай» и пластиковый стакан, поставил на стол, вышел. Севастьянов закрыл дело, налил воды в стакан, подошел к Смирнову и поднес стакан к его пересохшим губам. Подследственный жадно, в три глотка втянул в себя воду.

– Еще? – спросил Севастьянов. Смирнов кивнул. Следователь наполнил второй стакан. Смирнов выпил. Потом выпил и третий. Бутылка опустела. Севастьянов швырнул ее и стакан в урну. Глянул на часы:

– Так.

Потер ладонями свои гладковыбритые щеки:

– Вот что, Андрей Андреич. С однодумца-ми твоими ясно. С бумажкой тоже. Остается токмо один вопросик.

Смирнов поднял на него свои серые, опустошенные глаза.

– Кочерга! – подмигнул ему Севастьянов и огладил усы.

Смирнов тупо смотрел на него.

– Кочерга, – Севастьянов резко, с каблучным скрипом развернулся на месте, шагнул к столу, выдвинул в нем металлический ящик.