Сахарный Кремль - стр. 18

– Андрей Андреевич, а как вы думаете – отчего камеры Лубянки переполнены?

– Не знаю, – быстро ответил подследственный.

– Ну, у вас имеются хоть какие-то предположения?

– Почто меня арестовали? Почему мне не дают звонить домой?

Севастьянов повернулся:

– Дорогой Андрей Андреич, я сюда и пришел для того, чтобы объяснить вам, почто вас арестовали. Я обязательно, всенепременно сделаю это. Но вы не отвечаете на мой вполне безобидный вопрос: отчего, на ваш взгляд, камеры Лубянки переполнены?

– Я не знаю… ну… наверно, мало камер, а арестованных слишком много… не знаю… – забормотал Смирнов.

– Вот! – поднял палец Севастьянов. – Слишком много арестованных. А почему их слишком много?

– Не знаю. Наверно… следователи не успевают… или медленно работают… мало свободных камер… тюрьма старая…

Следователь отрицательно покачал головой:

– Вы ошибаетесь. Тюрьму перестроили и углубили четыре года назад. Помещений хватает. И работаем мы не медленно. Не в этом причина, Андрей Андреевич. А причина в том, что по мере укрепления и расцвета нашего государства преступников, к сожалению, не становится меньше. Но наоборот. Их становится больше. И знаете почему?

Подследственный отрицательно мотнул кучерявой головой.

– Вы помните Пасхальное обращение государя к народу?

– Да, конечно.

Следователь вернулся к столу, нашел в своем мобиле речь государя, вызвал голограмму. И в камере появилось живое лицо государя, обращающегося к своему народу:

– Едва вынырнула Россия из омута Смуты Красной, едва восстала из тумана Смуты Белой, едва поднялась с колен, отгораживаясь от чужеродного извне, от бесовского изнутри, – так и полезли на Россию враги Родины нашей, внешние и внутренние. Ибо великая идея порождает и великое сопротивление ей. И ежели внешним врагам уготовано в бессильной злобе грызть гранит Великой Русской Стены, то внутренние враги России изливают яд свой тайно.

Севастьянов выключил голограмму:

– Помните, Андрей Андреич?

Подследственный кивнул.

– Внутренние враги России изливают яд свой тайно, – повторил следователь. – Вот вам, Андрей Андреич, и ответ на ваш вопрос: за что меня арестовали.

– Я не враг России.

– Вы не враг России? А кто же вы?

– Я… Я гражданин России. Верноподданный государя.

– Значит, вы – друг России?

– Я гражданин России.

– Да что вы заладили – гражданин да гражданин… Все мы граждане России. Убийца – тоже гражданин России. И вредитель – тоже гражданин. Я вас спрашиваю: вы друг России или враг?

– Друг.

– Друг?

– Друг, – кивнул Смирнов, облизывая пересохшие губы и поводя худощавым плечом.

– Отлично, – кивнул Севастьянов, полистал дело Смирнова, извлек из него текст, увеличил, подсветил красным.