Сага Вопреки. Том 1 - стр. 47
– Плохо, прелесть. Дерзость ты свою уйми, не отсановлюсь, пока урок не усвоишь. У меня почти месяц женщины не было, так что берегись.
Шаг на неё, рывок в надежде развернуть рабыню к себе спиной, но она извернулась волчком. Тонкие руки каким-то чудом заломили ладонь Уоррена, потянули, и он по инерции рухнул пузрём на рояль, вставая в ту беззащитную позу, в которой хотел видеть девушку.
Рык, ругателства и снова рык.
– Винсент! Выключай её! – крикнул он Герцогу.
Хозяин поднял спокойный взгляд на Алису, и через секунду промедления тихо произнёс:
– Алиса, не сопротивляйся.
Так прозвучал приказ, который рабу Лимбо проигнорировать было невозможно. Девушка напряжённо попятилась от Уоррена, не желая мириться с безысходностью. Дыхание сбилось, ладони снова расчёсывали полумесяцы.
Уоррен настиг её у массивного музыкального инструмента и взял за голову, притягивая её губы к своим.
Кусал, пожирал, как голодный медведь.
Огромная жестокая лапа задирала зелёное платье, цепляя и зарапая хорошенькое бедро. Снова рычал, но уже жадно, довольно:
– Какая! Винсент, спасибо тебе за такой дар. Скорей бы… – и он просто кинул девушку на крышку дорогого инструмента. Волосы раскинулись волной и упали поверх нот прямо перед Герцогом. Глаза их встретились, пока Уоррен бился с пряжкой ремня и пуговицами брюк.
Блэквелл всё играл и играл, перебирая чёрные и белые клавиши, стараясь не обращать внимания на происходящее, лишь его нервно дёргающаяся нога могла выдать напряжение, но ни Уоррен, ни рабыня, этой маленькой детали под роялем увидеть не могли. С каждым новым звуком мелодии он осознавал, что всё идёт не так – мелодия звучала остервенело, буйно, фальшиво. А ещё всё то, что пишут в пособиях про Лимбо – ему не подходит, и все эти инструкции – не для него.
Алиса молчала. Не просила, но этот взгляд так напомнил момент на арене смерти за секунду до того, как кинжал подло проткнул плоть дерзкой рабыни.
И Мордвин задрожал, завыл сквозняком. Зазвенела люстра, пламя в камине зашипело, будто лизнув воду.
Мелодия резко оборвалась, Блэквелл хлопнул крышкой рояля, подпёр подбородок ладонью и недобро прищурился:
– Майк, остановись.
Мужчина даже не услышал Герцога, пока тот требовательно не повторил:
– Я сказал «стоп»! – во второй раз он сказал так же тихо, но звуки его голоса прокатились по комнате словно густой туман и почему-то эффект был леденящий.
И Уоррен резко остановился под властью мурашек на своей коже, которые появлялись всякий раз от одного лишь взгляда или слова зловещего Герцога. Майкл Уоррен всегда гордился своим бесстрашием и отчаянным поведением в бою, он никогда не останавливался, не брал в плен, не щадил никого и не тушевал перед врагом, каким бы страшным тот не был. Но этот человек всегда боялся Герцога, и этот страх был первобытным, сковывающим и превращал Майкла в безропотного мальчишку.