Садгора - стр. 8
Пав жертвой своей любознательности и страсти к военной истории с её аппликацией из красочных костюмов, Феликс по прибытии в казарму и не пойдя в увольнение снял парадный китель и заступил в первый из предстоящих двух нарядов. Цветная форма гусара есть его продолжение, тогда как сам курсант есть продолжение своей серой формы. Теперь не содержание определяло форму, а наоборот.
Из его курса триста курсантов-спартанцев сняли свои кирзовые сапоги с портянками, повесили их сушить на табуреты и батареи парового отопления, а сами в ботинках и выходном обмундировании защитного цвета пошли в увольнение. В один момент в тёплой казарме не стало чем дышать. С целью самовыживания Феликс для быстрого проветривания казармы открыл окна настежь. Именно так – настежь, теперь уже с мягким знаком на конце, о чём абитуриент настаивал на вступительном экзамене по русскому языку и литературе. Один из членов приёмной комиссии – майор с голубыми лётными петлицами, узнав, что Феликс из семьи военного авиатора, решил помочь и подсказывал, что мягкий знак тут якобы не нужен. Их спор рассудил орфографический словарь, проиграл Трюкин, но Феликс почему-то проигрыш замполита не помнил и был ему благодарен за неудачную попытку помощи.
Будучи чистым телом от бани и душой от музея, он стоял со штык-ножом возле тумбочки дневального и пространно рассуждал о превратностях своей судьбы. «За что наказан? За любовь к искусству? Тогда и не страшно. Как будет следующее увольнение – куплю мороженое и пойду в театр. Кстати, носили ли спартанцы сапоги, были ли у них вонючие портянки? Надо посмотреть в энциклопедии». Осталось подождать всего четыре года и, надев офицерские погоны, он, как Евграф и Денис Давыдовы в шитом мундире со шпорами и саблей, тоже поедет покорять город и женщин.
Но, пока никто не видит, Феликс положил в карман подаренный родителями на 16-летие запрещаемый Трюкиным плейер, включил любимую кассету группы «Nathareth» и в наушниках, скрытых повседневным зимним пэша (так сокращённо и неуважительно называли курсанты своё полушерстяное обмундирование), зазвучало «Love Hurts» противным голосом, который ни с чем не спутаешь.
Альма и пенаты.
Ни с чем не спутаешь чувство, когда тебя считают вором, а ты не брал чужого. Курсантский поход в музей закончился полной неожиданностью. Сразу после ухода курсантов музейщики спохватились и обнаружили пропажу. На всякий случай сообщили командованию военного училища.
Оказывается, из музея украли Святославову серьгу гусара-ахтырца. Ровесница музейной гардеробщицы, бабушка-смотритель зала с экспонатами только руками разводила да причитала: «Да как тут уследишь! Эти мальчишки, курсантики, как саранча сплошь зелёные, во все стороны разбрелись. Я им – ребятки, ничего руками не трогайте, не поломайте мне стенды, не топчитесь по коврам! Да, куда там! Не доглядела, а она ж такая маленькая, её ж в карман положил – и ищи, свищи! Была бы из золота, так была бы под сигнализацией. А так – побрякушка из меди, ей только и ценности, что история. Кому она нужна-то. Может упала куда, да затерялась!»