Сад сломленных душ - стр. 15
Однако я до сих пор не сдался и хранил этот старый рояль – бесполезная старинная рухлядь, которую я нашел в глубине одного из дворцовых подвалов – и осмеливался играть на нем лишь изредка, по ночам, когда все вокруг спали.
Не переставая перебирать пальцами клавиши, я бросил взгляд в открытое окно и вгляделся в ночной мрак. В небе висела круглая луна, испуская болезненный и печальный свет, затененный несущим смерть туманом – токсическими, болезнетворными испарениями.
Наверное, сегодня мне так и не ответят…
– Медное небо без малейшего проблеска света, – тихо процитировал я любимого поэта отца, которому был обязан своим именем. – Кажется, будто луна живет и умирает…[1]
Мать улыбнулась мне, и ее улыбка была нежной и печальной одновременно. Затем ее образ померк, стал прозрачным, очертания фигуры сделались расплывчатыми. Наконец она исчезла, истаяла, словно призрак, унесенный порывом ветра.
Таким образом она прощалась со мной.
Глава 3
Верлен
Вдалеке послышалось жалобное пение скрипки, и я выпрямился, напряг слух, чтобы уловить малейшие оттенки. Я заиграл быстрее, яростно ударяя по клавишам – мне вдруг стало весело при мысли о том, что могу разбудить обитателей Собора.
Вдруг все остальное стало неважным, остался только наш с невидимой скрипачкой разговор, который мы вели без слов… И я ощутил едва уловимое облегчение, обжигавший меня яд с каждым моим вздохом терял силу.
Похоже, сегодня ночью что-то изменилось (и я оказался к этому не готов), потому что безликая скрипачка отступила от наших привычных нот и пошла по дороге, отличной от моей, стала по-своему интерпретировать мое произведение. Ее версия оказалась пронзительнее и, бесспорно, прекраснее. Тогда я с радостью позволил ей вести и попытался подыгрывать, поддержав новое дыхание, предложенное ею для моей скромной музыки.
Исполняя эту импровизацию, мы так гармонично сыгрались, по очереди подхватывая измененную мелодию, так увлеклись, что в какой-то момент стало невозможно определить, кто из нас ведет за собой другого…
Вдруг у меня в голове настойчиво прозвучал тревожный звоночек, и мне пришлось резко оборвать игру.
Я почувствовал позади чье-то враждебное присутствие и едва успел убрать руки от клавиш, как деревянная крышка рояля с грохотом захлопнулась, слегка задев кончики моих пальцев.
– Когда ты наконец оставишь эту свою зловредную привычку мучить наши уши, получеловек? Некоторые здесь хотели бы иметь возможность отдохнуть, не слыша твоих жалких, тошнотворных потуг.
Я стиснул зубы, раздраженный тем, что пришлось прервать приятное общение с невидимой, полной жизни собеседницей-скрипачкой, кем бы она ни была – нам так редко удавалось вместе поиграть. Затем, не поворачиваясь к ночному визитеру, ответил: