Сад против времени. В поисках рая для всех - стр. 10

Из старого сада мы не выкопали ни одного растения, оставили даже полосатый пион, который я нежно пестовала с первого ростка; а вот горшков мы перевезли много, в том числе мою бурно цветущую коллекцию пеларгоний, около сорока штук. Названия сортов звучали, как имена персонажей в романах Джейн Остин: «Леди Плимут», «Лорд Бьют», «Эшби», «Брунсвик», «Миссис Стэплтон». Горшки с пеларгониями выгрузили из машины, и я перетаскала их к приподнятому пруду и расставила вокруг него, дополнив композицию каменной скульптурой льва, чья голова покоилась на лапах, и пригоршней белых камушков, которые Иэн когда-то привез из Греции. Сам пруд наглухо зарос водорослями. Окаймлявшие пруд цветущие манжетки пеной вылезли на плитку, на другой стороне реял одинокий испанский артишок в полном цвету, венценосно пылая пурпуром в изменчивом свете. Среди чахлых розовых кустов бесчинствовала нежно-фиолетовая герань – «Розанна», что ли? Как же жарко, и слышно только гудение пчел, да с трассы A12 доносится автомобильный гул.

Грузчики уехали, а мы сели на газон есть черешню. По траве ползли длинные тени. Тем утром на рассвете мне пришел имейл от папы: его жене ночью стало хуже. Она с мая лежала в Национальной неврологической клинике – последнее из ее многочисленных пребываний в больницах из-за рака мозга. Папе впервые за десять лет не удалось к ней приехать. Всё время до этого он каждый день мотался на поезде в Лондон: ухаживал за ней, разговаривал с персоналом, отслеживал нюансы сложнейшего лечения – на стыке онкологии и неврологии. Дома он ухаживал за ней сам, и ситуация становилась невыносимой. Несколько дней назад мы договаривались о том, как организовать уход за ней после выписки. Но теперь состояние стало совсем тяжелым, и были большие сомнения в том, что она протянет до конца недели.

Переехали мы в понедельник. К среде было ощущение, что папина жена выкарабкается, что ей удастся, как удавалось много раз прежде, резко пойти на поправку. Давление пришло в норму, температура тоже. Но утром в пятницу, всего через несколько часов после этих радостных известий, она умерла, а отец сидел на скамейке у больницы в Куин-сквер с коробкой ее одежды и рыдал в телефонную трубку.

Это папа привил мне любовь к садоводству. Они с мамой развелись, когда мне было четыре года. В те выходные, когда была его очередь за нами присматривать, он таскал нас во всевозможные сады Национального фонда и усадебные парки в радиусе ста миль от лондонской окружной трассы M25 – по этому кольцу мы катались постоянно, так как жили на противоположных концах города. В детстве я была тревожной и не очень счастливой, а в садах меня пленяло наступавшее там чувство отрешенности. Мы очень любили Пархэм – поместье елизаветинской эпохи в Сассексе, где сады огорожены стенами, а в углу каждого есть небольшой бассейн, покрытый атласной гладью ряски. А в апреле, когда у меня день рождения, мы ездили в Сиссингхерст: его аллеи как раз наряжались яблоневым цветом, и можно было жариться на солнышке под башней Виты Сэквилл-Уэст, вдыхая пьянящий спелый аромат желтофиолей.