Сад Льва - стр. 4

То, что не может быть пророка без гонений от людей и тюрьмы от власти, он понимал. Гонения и тюрьма являются знаком того, что пророк истинный, а слова, которые он вещает, не ложны. Христос заранее знал о своей участи и с мучением и болью готовился к ней. Духовный собрат и друг Толстого, крестьянин-писатель и пророк Тимофей Бондарев был сослан в Минусинский край. Толстой понимал, что тоже должен пострадать за свои слова и учение, просто обязан пострадать – не только по злой воле правительства, а по своему предназначению, по сути того, что делал и говорил. Христос в Гефсиманском саду, лежа лицом вниз на огромном камне, который и сейчас там, плакал кровавыми слезами. Толстой был чувствителен и склонен к слезам, плакал часто от избытка и силы чувств, но тут слез не было, а была невыносимая тяжесть на душе. «Тяжесть от пустой, роскошной, лживой московской жизни… Господи, помоги мне. Научи меня, как нести этот крест. Я все готовлюсь к тому кресту, который знаю, к тюрьме, виселице…»

Но правительство не дало ему ни тюрьмы, ни виселицы.

Есть такие горы, которые нельзя увидеть, человеческий глаз просто не может охватить их во всей их нечеловеческой высоте. Можно ходить вокруг них и видеть попеременно то один склон, то другой, можно забраться на такую гору и, стоя малявкой на вершине, объявить себя ее покорителем – но гора даже не заметит своего покорения. Так же и Толстой, он огромен в своей жизни и в своем труде и поэтому невозможен для связного, последовательного рутинного описания.

Толстой прожил 82 полных года – бывают жизни и длиннее. Полное собрание его сочинений составляет девяносто томов. На то, чтобы издать их, потребовалось тридцать лет. Сколько лет нужно, чтобы прочитать все тома, я не знаю – сам я читаю Толстого всю жизнь и чувствую, что он больше моей жизни и соразмерен всей человеческой истории. Биография Толстого, написанная Виктором Шкловским, имеет почти девятьсот страниц, но огромная книга, после того, как закрываешь ее, всё равно оставляет впечатление недосказанности. Какие-то куски и кусочки Толстого успевает увидеть человек, даже если он всю жизнь читает и исследует его. Отсюда, из-за такого недостатки оптики, проистекают разные книжки о Толстом, где нарушены размеры его и его современников и принят фальшивый масштаб. Плутарх писал двойные биографии, подбирая в пару равновеликих героев, а современный автор ставит в ряд с Толстым Иоанна Кронштадтского. В результате получается пародия.

Да, бывают жизни и длиннее толстовской, хотя среди писателей своего века он рекордсмен. Гоголь прожил сорок три года, Достоевский не дожил до шестидесяти, Лескову было было отмерено шестьдесят четыре, Тургеневу шестьдесят пять, Гончарову семьдесят девять. Не говоря уже о Пушкине и Лермонтове. Всех длиннее и больше, всех упорнее и терпеливее оказался Толстой в своем жизненном опыте и в своем постижении жизни. Он объял собой и окружил собой всю русскую литературу девятнадцатого века, которая в своей силе и целостности была высшей, сбывшейся, идеальной Россией. Ну не Победоносцев же был Россией и не два царя Николая, один другого ограниченней и глупее.