Саблями крещенные - стр. 32
– Не народ и не войско – такой ответ вас, историографа казачьего разбоя, каковым вы и войдете в историю, устроит? – довольно суховато, хотя и без особого раздражения, спросил Голембский.
– Каковым я войду в историю, этого пока не знает даже сама история. Скажите лучше, что это за холм мы отыскали посреди степи? Не кажется ли вам, что склоны его слишком симметричны, чтобы быть естественными? Да и вершина представляется мне творением скорее человеческих рук, чем божьих.
– Русичи называют эти холмы «могилами».
– Могилами? Но чьими? Казачьими?
– Попадаются и казачьи. После очередного разгрома этих шаек польскими войсками трупов обычно появляется очень много. Но данная могила, как мне кажется, осталась здесь еще со времен Аттилы. Часто они называют такие могилы «скифскими».
– То есть перед нами Страна Скифских Могил. Как считаете, можно так назвать саму Украину?
– Для названия книги прозвучит довольно загадочно. Но если бы мне дали побольше войска, я бы не только истребил все их степное отребье, но и превратил бы эти края в одну огромную скифскую могилу. Возможно, тогда Польша, наконец, вздохнула бы с облегчением и зажила нормальной жизнью, не зная постоянного страха перед этим бунтарским племенем.
Шевалье искоса взглянул на Голембского и вновь устремил свой взор вдаль. Он не впервые в Польше, но только сейчас начинал по-настояшему понимать, сколь сложными являются отношения между Польшей и Украиной, польской шляхтой и украинским дворянством, православной и католической церквами.
«А ведь, создавая свою книгу, ты до сих пор так или иначе оставался на стороне короля, на стороне Польши, – сказал себе Шевалье. – Ты слишком коронопослушен, чтобы по-настоящему понять смысл и дух казачьей вольницы, – вот что тебя губит. И еще… Работу над книгой тебе следовало бы начинать из описания бытия Запорожской Сечи, находясь в казачьих “таборах”, а не у теплых каминов французского посольства в Варшаве».
– Как считаете, полковник, повстанцы осмелятся напасть на наш лагерь?
– Вряд ли. Будь это запорожские хоругви, возможно, и решились бы. Но это повстанцы. Казаков среди них не более двух десятков. Остальные – взбунтовавшиеся подольские крестьяне и ремесленники, большинство из которых и саблю в руке держать не умеют. Косами воюют.
– Именно кос ваши драгуны, насколько я понял, больше всего опасаются, – вежливо, хотя и совершенно некстати, напомнил полковнику Пьер де Шевалье. – Просьба к вам, господин Голембский: если в ваших руках окажется кто-либо из примкнувших к мятежникам казаков, потрудитесь передать его мне. Вы отлично понимаете, насколько важно для меня общение с ними.