С тобой нельзя - стр. 80
Мот злится, запрокидывает голову к потолку. Замирает так на немного. Шумно выдыхает. Меня все это время сжимает в своих руках, как тряпичную куклу. Я не сопротивляюсь, но инициативы не проявляю. Просто принимаю все как должное.
— Ты в моей голове, — произносит на выдохе. — Постоянно. Но я не могу тебе ничего предложить. Ничего изменить не получится. Можешь считать меня мудаком, слабаком, гондоном последним. Но свадьба состоится. Ее не будет лишь в одном случае, если я сдохну. Я не прошу тебя понимать и принимать это. Как и прощать, наверное. Об этом не имею права просить тоже. Просто знай, что ты ни в чем не виновата. Я мудак, я все это допустил.
Матвей касается губами моей щеки.
— Извини.
Обнимаю его в ответ лишь сейчас. Крепко. Будто он самый родной мне человек.
— Извиняю, — бормочу ему в шею. — Я очень хочу, чтобы у тебя все было хорошо, — выдавливаю из себя улыбку, когда сталкиваемся глазами. — Я правда всегда хотела, чтобы ты был счастлив. Ты хороший, — набираюсь смелости и прижимаюсь к его губам своими.
Шумаков стискивает меня крепче, а потом смотрит куда-то вбок.
Прослеживаю его взгляд и покрываюсь мурашками. Он на Вадика смотрит. Тот бросил машину на другом конце парковки и широким шагом идет к нам. Не знаю, лица не вижу, но мне кажется, он в бешенстве.
— Матвей, что происходит? — шепчу.
Дверь в салон в этот момент открывается. Резко. Брат рывком тянет Мота за шиворот на улицу и не церемонясь бьет его по лицу.
Взвизгиваю и вылетаю из машины следом за ними.
— Что ты делаешь? — кричу, в панике наблюдая за тем, как Вадик бьет Мота по лицу.
Шумаков даже не сопротивляется. Он просто позволяет себя бить и… Улыбается?
Вадик наносит удар за ударом. У Мота все лицо в крови, а он скалится. Эта его улыбка ужасает до глубины души. Прижимаю руки к груди. Трясет. Губы дрожат.
— Урод. Она моя сестра. Ты мой друг. Ей девятнадцать! — Вадик встряхивает Матвея. — Убью, слышишь? Я тебя здесь закопаю.
Мой брат все знает. Точно знает, иначе не реагировал бы вот так.
Но Матвей, зачем он провоцирует? Делает же только хуже.
— Прекрати. Пожалуйста. Прекрати, — умоляю, пытаясь оттащить Вадю от Шумакова хотя бы на миллиметр. — Ему же больно!
Мне больно на это смотреть. Мое сердце пронизывают сотни иголок. Чувствую себя жалкой и бесполезной. Вадик не поддается. Он сейчас абсолютно неуправляемый. Не слышит ни черта. Мои слова для него ничего не значат.
Голова кружится от происходящего. Тошнота, что преследует с самого утра, лишь усиливается.
— Вадечка, пожалуйста, — захлебываюсь слезами. Пытаюсь влезть между ними, а толку?