С тенью на мосту - стр. 29
– Что ты не ешь? – спросила мать.
– Спасибо, я не голоден.
– Не дури, я знаю, что ты хочешь есть. Давай я тебе налью. Вот, – она поставила передо мной тарелку, в которой плавала та самая куриная лапа.
Все трое уставились на меня.
– Я не могу это есть, – не выдержал я.
– С каких это пор тебе не нравится еда матери? – поинтересовался отец, облизывая нижнюю губу, к которой прилипло куриное перо.
– С тех пор, как вы изменились. Это же не еда, а помои для собак.
– Тебе не нравится моя еда? – ахнула мать. – Но раньше ты никогда не жаловался!
– Я не жаловался, потому что мы ели нормальную… человеческую пищу, но не это. Смотрите, – я разломил лепешку и показал всем зеленовато– коричневую начинку, – вот это есть нельзя. От этого можно отравиться и заболеть.
Отец выхватил у меня лепешку и пристально посмотрел на нее.
– Не неси чушь! Она абсолютно свежая. Твоя мать всегда такие печет, – он откусил большой кусок и проглотил.
– Ладно, еду вы не замечаете, но, а то, что с вами происходит, вы видите? Богдан, скажи, что ты вчера говорил? Что вчера произошло?
– А что мне говорить, – он откинул со лба отросшую грязную челку, и пытливо посмотрел на меня впавшими карими глазами, – например то, что ты остолоп, такая же как задница ба…
– Да, я именно такой и есть! – вскрикнул я. – Но сейчас не об этом. Речь о том, что вы все больны, и нам нужно уехать отсюда. Мама, ты видела себя в зеркало? Вы все выглядите плохо, вы стареете. Вам нужна помощь!
– Помощь нам точно нужна, – подметил отец, – расскажи нам лучше об этом грузине. Я так понимаю, ты не стал слушать меня, а все еще продолжаешь с ним ты дружишь. Как поживают его дети?
– Причем тут его дети?
– Сколько им лет? – продолжил он, обсасывая куриную голову, словно баранью кость.
– У него, кажется, есть младшая дочка, ей вроде еще нет тринадцати? – добавила мать.
– Зачем вам это нужно знать? – я насторожился, этот вопрос уже в третий раз звучал за короткое время.
– Мы хотим все знать о друзьях своего сына, – мать протянула свою руку и положила на мою. Ее рука была мне незнакомой – всегда аккуратные белые ногти превратились в старческие, желтые и корявые, тонкая, с пигментными пятнами, прозрачная кожа обтянула острые костяшки. – В прошлом году, в конце октября, это же ты к той девочке ходил на день рождения? Она же твоя ровесница?
Я посмотрел в холодные и безумные глаза матери: ведь мы договаривались, что отец не узнает об этом, но она и глазом не повела, что выдала меня.
–Так, так, ты ходил в гости к этому паршивому грузину, – пробормотал отец. – Надо будет навестить тогда его. Он же столько добра для тебя сделал. Грамоте жаждал обучить, но ты и так уже грамотный теперь, да? Но мы тебя не виним. Я был слишком строг с тобой. Если бы я позволил тебе обучаться, то ты бы не предал нас…