С любовью. Ди Каприо - стр. 25
Стараясь донести мысль, Никита сам не заметил, как перешёл на пантомиму, дублируя слова многозначительными жестами.
– Мне нужно помыться. Попить. Позвонить. У тебя есть телефон? Позвонить? Я заплачу.
Рука Никиты рефлекторно дёрнулась к карману за бумажником, но ни кармана, ни бумажника, ни брюк не было. Никита бессильно чертыхнулся. На тайца же его спектакль одного актёра произвёл неожиданное впечатление. Абориген вдруг расхохотался и достал смартфон.
У Никиты чуть слёзы на глазах не навернулись. Он выставил руку в просящем жесте.
– Я потом заплачу. Честно. Мне только один звонок.
Но у юного тайца были другие планы. Он тыкнул пальцем в экран, видимо, включая камеру, и выставил перед собой телефон на вытянутой руке, чтобы запечатлеть смешного иностранца.
«Бросить в чужой стране без денег, без связи… И всё это дать в прямом эфире – чтобы снимал кто-то, кто в курсе. Типа это розыгрыш такой. Как они станут истерить, кидаться на двери, на забор, как будут корявыми своими ручонками пытаться сварганить себе яичницу…» – удивительно отчётливо прозвучал вдруг из недр памяти голос Тани.
В этот момент в голове у Никиты будто что-то щёлкнуло. «Кто-то, кто в курсе» стоит перед ним и, веселясь, снимает, как он истерит. Прямо сейчас.
Логики в этом неожиданном прозрении особо не было, но он находился не в том состоянии, чтобы заботиться о стройности причинно-следственных связей и чёткости выводов.
– Ах, ты ж сука! – заорал Никита и кинулся на тайца.
Тот ловко отскочил в сторону и забегал кругами, продолжая снимать и не позволяя себя схватить. Уворачиваться от иностранца в одном носке ему было несложно, особенно с поправкой на похмельное состояние последнего.
Поначалу Никита гневно орал, материл Татьяну, аборигена с камерой и всю эту скотскую, ни разу не смешную затею, потом, начав выдыхаться, прикусил язык и ещё какое-то время нервными рывками бросался на тайца, стараясь ухватить его за руку. В конце концов он окончательно выдохся и встал, тяжело дыша и держась за грудь.
Таец тоже остановился, постоял секунд пятнадцать, продолжая снимать утомлённого противника, затем перевёл камеру на себя, что-то бодро проговорил в объектив и убрал телефон, видимо, решив, что аттракцион окончен.
– Совести у тебя нет, – просипел Никита, которому после пробежки стало совсем нехорошо.
Прозвучало это так жалостливо и отчаянно, что взгляд смешливого аборигена сделался серьёзным. Он снова залопотал что-то на своём птичьем языке. Понять его Никита не пытался, он устал и чувствовал себя преотвратно. Таец замолчал на время, так и не дождавшись ответа, снова заговорил, но махнул рукой, бросил что-то короткое и пошёл прочь. Сделав с десяток шагов, обернулся и повторил последнюю реплику ещё раз, с нажимом, продублировав приглашающим жестом руки. Вероятно, он хотел, чтобы Никита пошёл за ним.